Саше было семнадцать. У него получалось всё: забрасывать удочку сильно, ловко и далеко. Разжигать костер прямо в снегу. Отыскивать кровавые дорожки в снежных бороздах, оставленные подстреленными зайцами. Вот уж кто точно был отцовским любимчиком. Зато тебя мама больше любила, говорил брат, будто оправдываясь.
Но к чему эта любовь, если Володе только и остались, что воспоминания о больших теплых щеках, которые ему нравилось брать в свои ладони. Мама умерла, когда Володе было шесть – выцвела за несколько месяцев в Красноярской больнице. На похоронах ее руки и лицо чем-то намазали, но Володя знал, какая мама на самом деле серая за этими слоями, совсем без цвета.
Не прошло и трех месяцев после ее смерти, как отец организовал их переезд в свой родной поселок. Десять часов пути от Красноярска. Его больше ничего не держало.
Мама любила большие города и презирала деревни, вроде той, в которой родилась и прожила шестнадцать невеселых лет. Она училась в Красноярском педагогическом и мечтала о Москве, когда познакомилась с Володиным отцом – молодым парнем из аграрного техникума на Толстого. Он жил у двоюродного дяди и ненавидел душные маленькие квартиры в панельных коробках. А еще заборно ругался, носил усы и добивался мамы молчаливой покорностью несколько лет подряд. Москву пришлось отодвинуть с рождением первого, Сашеньки, а потом и совсем забыть о столице с появлением Володи.
Володя наощупь добрался до лестницы на чердак, где была их с братом комната. Наверху он скинул на сундук одежду и залез под тяжелое старое одеяло.
– Отец тебе сказал? – донеслось из темноты.
– Угу, – тихо сказал Володя.
– Ты готов?
Володя молчал.
– Он тебя убьет, если струсишь, – снова подал голос Саша.
Володя только заерзал. Он уже решил, что брат заснул, когда услышал его голос прямо над своим ухом.
– Это нужно, Вовка, – быстро зашептал Саша. – Потом еще четыре года, и вали отсюда, хоть в Красноярск, хоть в Москву, – он говорил быстро, обдавая Володю теплым воздухом изо рта.
– Да, – коротко сказал Володя.
– Совсем немного подожди, – брат еще постоял над его кроватью и метнулся к себе, шлепнув Володю ладонью по плечу.
– Спокойной ночи, – сказал Володя, но Саша ему уже не ответил.
Отец разбудил их рано. Володя увидел, щуря глаза от света висящей под потолком лампочки, что он уже натянул свои охотничьи штаны и темную майку, которая сильно обтягивала его выпяченный живот.
Володя начал собираться. На теплые кальсоны он надел штаны и самосбросы, поверх тельняшки – шерстяной свитер. Сидеть в снегу, быть может, придется долго.
Внизу отец выдал каждому термос и по два толстых ломтя хлеба с наваленной сверху тушенкой. Первое с собой, второе сейчас, сказал он и положил руку Володе на плечо. Столько внимания не доставалось ему со смерти матери. Он невольно улыбнулся. В сенях отец снял со стены ружья.
На улице сразу защипало в носу. Отец сходил за собаками и привел обеих. Володя наклонился, чтобы похлопать длинноухих Машку и Юлу по холкам. Конура стояла на заднем дворе рядом с сараем. Володя в который раз подумал о том, как псинам должно быть холодно зимой.
Северной стороной дом упирался в лес. Отец сделал второй вход с незаметной калиткой, чтобы вставать сразу на тропу. Он пошел первым, следом Саша и Володя. Собаки трусили по сторонам. Ухнула сова, и к ней тут же присоединились протяжным хрипом вороны. Володя поднял голову. Сквозь деревья темнело небо.
