Пастухи счастья - страница 21

Нет, можно, конечно, достигнуть цели каким-нибудь совсем уж радикальным способом, но в дополнение ко всем перечисленным уже недостаткам вынужден добавить еще один – трус, причем – ханжа, маскирующийся под верующего (грех, надругательство, за оградой похоронят). Путь же естественный не подходит еще больше – одна только мысль о нудном, изо дня в день перемещении по скучной, пыльной дороге сводит с ума; в этом отношении самоубийство даже предпочтительнее. Хотя, чем избранный мною путь не суицид? Римляне, вскрывающие вены в теплых ваннах, знали толк в смерти; я только несколько растянул и вульгаризировал процесс. Несомненно, годы здорового образа жизни, качество употребляемых напитков и довольно высокий по-прежнему уровень комфорта дают мне некоторую фору перед собратьями по несчастью, тем не менее, всему приходит конец. Особенно, если прилагать максимум усилий. И я пью, пью исправно, не щадя себя, подавляя приступы отчаяния и отвращения – упорный, настойчивый муравей, хунвейбин на пути к обещанному коммунизму. Да, через коллапс, саморазрушение – такой вот парадокс, вывихнутая логика; отважные герои всегда идут в обход. И трудней всего быть начеку, постоянно помнить о том, что ты – не сумасшедший, одновременно с этим ссылками на безумие гася вспыхивающие время от времени бунты инстинкта самосохранения. И пить. Раз за разом отрекаясь от спасения, все глубже и глубже погружаясь в предательский мир иллюзий, обманчивый оазис добра, любви и справедливости, – отвоеванный у судьбы, данный ею же опрометчивым чудом нечаянного и скоротечного везения. Вымысел и явь переплетаются, дополняя, подкрашивая, подпитывая друг друга; пересекаются, накладываются, соединяются, и уже непонятно, что это – реальность или миф, прошлое или будущее. Чего там только нет! Там я – триумфатор, гладиатор, супермен, бесстрашный и справедливый, воплотившийся в сотнях и тысячах ипостасей, конечно, победительных, самых, что ни на есть блестящих и выигрышных, а рядом, конечно – она, Юля. Тоже – многоликая, прекрасная, почти неузнаваемая в неуловимой полиморфии черт, – ее неузнаваемость бесконечна и непредсказуема, интригующа и таинственна, заставляет замирать от восторга, от предвкушения чего-то невероятного, неизведанного…

Я пью, и хмель сплетает мои фантазии в удивительные узоры, уносит все дальше и дальше, туда, где все становится легким и неважным, где действительность ясна и нестрашна, и время покорно и податливо, будто горячий пластилин. И я мну его в пальцах, заставляя петлять и изгибаться, исполнять самые фантастические трюки и виражи, но вот свет меркнет, и сон наваливается непроглядной пеленой, и я проваливаюсь в нее, угасающим сознанием успевая зацепить слабый, тревожно-обнадеживающий проблеск, – может быть, смерть?

Бьется тонюсенькой жилкой, рвется, задыхается пульс. Помню, как в первый раз в жизни испытал страх, почувствовал его осознанно – остро, почти предметно, осязаемо. Было это в раннем детстве, кажется, в возрасте лет пяти или шести, – точно помню: в школу я еще не ходил. Помню зимний день, комнату с низенькими потолками и дощатым крашеным полом, помню сумерки, серенький свет сквозь складчатую ажурность гардин, массивную тумбу допотопного телевизора, – я один, смотрю мультфильм про сестрицу Аленушку и братца Иванушку. На экране – драматические события, все переплелось, наслоилось, любовь, зло, несправедливость; безумно жаль Аленушку, ее непутевого брата, туповатого доброго молодца. И хочется вмешаться, помочь, защитить, наказать, спасти, но беспокоит, тяготит – глухо, безотчетно, даже сквозь призму дефиниций «там-здесь», «иллюзия-реальность», наперекор неизбежности-универсальности хэппи-энда – Баба Яга: черные краски, хищный профиль, утрированно-зловещая детализация. И сжимается сердце, гложет, гнетет, неприятно, темно, тяжесть, и тяжесть эта крепнет, наливается, и больно, тонко, зыбко, будто вот-вот оборвется что-то, рухнет, лопнет, брызнет, – и балансирует на острие, пляшет-треплется на ветру и вдруг срывается, валится в явь, прямо в этот угасающий зимний день, в размяклую домашнюю неготовность. И отчетливо, явственно – сверху вниз, рядом-вскользь – движение, прикосновение ужасных крыльев, черная игла зрачка, чужое, враждебное, недоброе, и – ожог, спазм, боль, волна, взлет, падение, быстро, остро, резко, горячо, темнота, неизвестность, убежать, спрятаться, прямо сейчас, здесь, немедленно; и тело уже не принадлежит тебе, и ничего уже тебе не принадлежит, и мысль мечется, бьется, гаснет, вспыхивает вновь, и трудно дышать, и происходит что-то ужасное, невероятное, непонятное, и молкнут звуки, и меркнет свет, и, кажется, все, конец, ничего нет, никого нет, тебя нет, ты умираешь…