– Нужно воспринимать предание Церкви, не выхватывая узкий временной участок, а смотреть более широко. Если смотреть на жизнь первых монахов времён Антония Великого, то тогда было полное самоотречение, уход от мира. Но можно вспомнить монахов более позднего времени, которые жили вокруг Константинополя и даже внутри этого мегаполиса. Можно взять и более близкие нам примеры. В Средние века на Руси существовали некоторые разделения. Например, полемика между Иосифом Волоцким и Нилом Сорским. Иосиф Волоцкий занимался практически тем же самым, что делают современные городские монастыри, только что средства коммуникации были несколько архаичны. Он вёл полемику, отстаивал интересы Церкви – то есть занимался всем тем, чем и ныне живут столичные монастыри.
Влияет ли на монашеский подвиг то, что некоторым из братии приходится управлять большими и сложными проектами, требующими постоянного контроля, долгосрочного планирования?
У них плотный график работы и не всегда есть возможность ежедневно посещать богослужения. Как им быть?
– Главный враг монаха – праздность. Молитва – это и дар, и подвиг. Мало кто умеет в наше время молиться. Если человек не стяжал настоящей молитвы, а стяжавших в наше время единицы, нужно обязательно быть занятым, чтобы в голову не лезла всякая чушь и не тянуло на ненужные «подвиги». У человека, когда он сильно загружен на послушаниях, не остаётся сил и времени на развлечения и мирские утешения.
Что делать в монастыре тому, кто получил современное образование, чётки плести не умеет, огород никогда не копал, особым рукоделиям не выучился?
– Господь каждого человека наделил какими-то талантами, каждого ведёт особенным путём. И если Он провёл человека через офисный центр или автопредприятие, значит, это неспроста. Господь ничего просто так не устрояет, и если человек получил какую-то профессию, пришёл и сложил её к стопам игумена, то его стараются, во всяком случае у нас, в этом направлении и двигать. Как говорят, невольник – не богомольник. Любой игумен знает, что если человеку послушание неинтересно, то рвения к работе, искренней отдачи не будет.
С одной стороны, уход в монастырь – это уход из мира, от мира. Но мы видим, что сегодня монастыри стали активными участниками социальных и даже политических процессов.
– Апостол Павел говорил: «Ничто не должно обладать мною» (1 Кор. 6, 12). Если какая-то обитель занимается социальной или даже политической жизнью, то это делается для блага Церкви. Всё в монастыре делается по послушанию. Братия – в послушании у своего игумена, настоятеля, а тот, в свою очередь, – в послушании у епархиального архиерея.
Если монастырь ведёт какую-то деятельность, то это не потому, что братия хочет проявить себя на социальной или политической арене, а потому, что им дали такое послушание, это их служение. В советское время была песня: «Если не я, то кто же? Кто же, если не я?» Кто, если не монастыри, будет заниматься воцерковлённой социальной, гуманитарной, издательской деятельностью?
У монаха нет семьи, он не обременён житейскими заботами. Фактически он живёт как при коммунизме: от каждого по возможности, каждому по потребности. Коммунисты, кстати, переняли этот лозунг у монахов. Монах приносит обители, Церкви то, что может, и получает то, что ему нужно по необходимой потребности.
Может ли повлиять политика на монастырь? Или монастырь на политику?
