Пасьянс судьбы, или Мастер и Лжемаргарита - страница 34

Вторая трагедия случилась уже в самом Новосибирске.

Некая женщина потеряла одновременно двух своих детей, мальчика и девочку, при страшных обстоятельствах – они провалились в выгребную яму, у которой дети почему-то затеяли игру и которая, опять-таки почему-то, не была соответствующим образом огорожена и снабжена предупреждениями об опасности. Помню, как эту обезумевшую от несчастья женщину в окружении разного рода зевак, преимущественно детского возраста, вели мимо нашего общежития, крепко держа за руки. Неистово рыдая, она пыталась вырваться и схватить кого-нибудь из детишек, воображая того или иного ребёнка своим чадом, крича что-то вроде «Ах вы мои ненаглядные!». Это была страшная картина. Господи, за что же Ты послал такое этой несчастной женщине?! За что?!

Начал вот описывать этот фрагмент моей жизни, и он обжог мою душу. Почему? История – то старая – престарая, меня, в принципе, никоим образом не касающаяся, а вот поди ж ты. Может быть, это старость моя даёт о себе знать, а, может быть, всё дело во вчерашней фотографии, обнаруженной мной во время очередного «сеанса» разборки вещей, свалившихся на мою голову после смерти Риты.

Фотография сделана в 1978 году в Харькове. На ней Рита и Виктор. Жене 41 год, она выглядит очень привлекательной. Сыну десять лет. Я всё время смотрю на этот снимок, и душа моя при каждом новом взгляде на него погружается в печаль. Мне словно сигналят из другого мира: «Пожалуйста, не ругай меня! Ну пожалуйста!» Увы! После смерти жены или мужа, вдовец или вдова, разбираясь в оставленном наследстве, могут обнаружить нечто, способное вызвать негодование. Нечто это может быть самым различным. В моём случае это были вещи, громадное количество вещей различного рода – от постельного белья до носильных.

Меня могут спросить, так чем вы недовольны – обилием вещей? Тут радоваться надо – глядишь, их до конца ваших дней хватит. Не только хватит, но и ещё на пятьдесят последующих лет останется. Вот только неизвестно кому. К тому же вещи – то – не деньги, которые в банке держать можно; вещи в квартире жилплощадь занимают во всех трёх измерениях, а если их чересчур много, то они её обитателей, того гляди, из квартиры выживут. И никому не пожалуешься. С вещами самому разбираться придётся, причём очень серьёзно. С каждой персонально. На это уходит уйма времени и нервной энергии, а тебе – то уже за восемьдесят – силы, само собою, далеко не те, что были когда-то; да ещё этот проклятый «флажок» на часах твоей жизни почти в горизонтальной положении. Вот – вот упадёт. А на фотографии 1978 год. Жена с сыном. Она ещё очень привлекательна. Ещё полжизни впереди. Ещё… Дойдём ещё, дай Бог, и до 1978 года, а там, глядишь, и до нового миллениума. Что поделаешь, вспоминаю чужую беду на фоне собственной. Сегодняшней, острой. И беда моя помимо моей воли вторгается в повествование о событиях шестидесятилетней давности, как бы актуализируя их на некоторое время.

Война тем временем продолжалась. Наступил 1943 год, в начале которого отца снова отправили в действующую армию. Одним из многочисленных воспоминаний о нём остались его капитанские шпалы, обнаруженные мной в ящике тумбочки, – армия перешла уже на погоны. Впрочем, погоны меня как-то мало интересовали, куда больше меня занимали другие атрибуты военного обмундирования, например, портупея и головные уборы. Головным убором отца была пилотка, а мне очень хотелось, чтобы он носил фуражку с лакированным козырьком. Портупея производила на меня заметное впечатление, но отец почему-то её не носил, и я всё ждал, когда она у него появится. Не появилась. Не оправдалось ещё одно моё ожидание, касающееся, правда, не воинской атрибутики, а воинских званий – я с нетерпением ждал, когда отец станет майором и капитаны станут стоять перед ним по стойке смирно. К тому же до меня никак не доходило, почему это мой сухопутный папа именуется капитаном – ведь капитаны это те, кто водят корабли по морям и океанам…