Пасынок судьбы - страница 43
– Спасибо, сеньор тренер! – Я грустно усмехнулся. – В моём случае тренировки не помогут.
И в подавленном настроении поплёлся в душевую.
Летучка мне не понравилась.
Начать с того, что народу там было много, несколько сот человек, при этом «идейных», вроде нас, – единицы. Основная масса – тупые «кивалы» – зашибающие деньгу студенты столичных вузов. А что, время свободное есть, глотка, чтоб поорать, в наличии, желание кулаками помахать – тоже. Дай таким «героям» выпивку и пару десятков империалов на рыло, они тебе не то что летучку, революцию организуют!
«Кивалы», как и следовало ждать, оккупировали все козырные места, откуда хорошо видно, и, не стесняясь, орали, не давая послушать, что там с импровизированной трибуны говорят. Пиво при этом лилось рекой – даже нам с Хуаном Карлосом перепало, на халяву, как «своим». Хотя сомневаюсь, чтобы эти ребята за него платили из собственного кармана.
На мои длительные и настойчивые расспросы, что же за законопроект такой приняли, никто из поддавших студентов ответить не смог. А когда я прицепился с этим в десятый, наверное, раз, мне, «проклятому либералу», грубо посоветовали идти подальше.
Я и пошёл. Подальше. От разгорячённой, доведённой до кондиции толпы. Схватил за локоть Хуана Карлоса и потащил поближе к трибуне. Не для того я угробил субботнее утро, чтобы так просто отступить! Уж что происходит-то, обязан выяснить?
Хуану Карлосу было откровенно стыдно. Шёл за мной молча, не сопротивлялся, чувствуя неловкость. Он рьяно болел за дело республиканской партии, и такое свинство…
Я его понимал. Действительно, такие придурки редко участвуют в акциях. Это показушники, их привлекают, когда надо попиариться перед прессой. На моей памяти подобное происходило в первый раз. Кстати, вон и пресса собственной персоной. Стоят в сторонке, через улицу, журналюжьи рожи, все как на подбор наглые, хитрые…
Итак, эта летучка запланирована специально для них, прикормленных журналюг, чтобы поведали стране, какой наш сенат плохой, принимает нехорошие законы и как возмущается праведным гневом «народ». Тут уж неловко стало мне.
– Хуанито, пойдём отсюда! – потянул меня в сторону товарищ по несчастью, проорав прямо на ухо, пытаясь перекричать подвыпившую ватагу «республиканцев».
– Пока не выясню, что там за хрень и по какому поводу праздник собрали, никуда не пойду! – жёстко отрезал я. И попёр, орудуя локтями. Друг вздохнул и двинулся следом.
Возле самой трибуны оказалось потише – тут стояли «идейные». Можно было расслышать слова, что орал в громкоговоритель старый дядька с лицом профессионального мошенника. Точнее, политика. Впрочем, это одно и то же. Рядом с ним полустояло-полулежало нечто, напоминающее…
– Ого! Реально, гроб! – офонарел Хуан Карлос. Я тоже удивлённо присвистнул.
Трибуной служил серый старенький бронированный «фуэго» планетарного класса с плоской крышей, на которую был водружён настоящий гроб, положенный одним концом на возвышение, чтобы толпе было видно выведенное золотыми буквами огромное слово «ДЕМОКРАТИЯ». Рядом, с другой стороны от оратора, стоял лысый тип в чёрном балахоне и что-то заунывно напевал медленным речитативом. Нечто, наподобие молитвы за упокой, только не культовой, а переделанной под «нужды партии». Большая часть людей, стоящих перед трибуной, тоже была в балахонах и подпевала ему таким же заунывным и нудным речитативом. В руках держали горящие парафиновые свечи.