Пасынок звёзд. Мир на верёвке - страница 8
И матерям шлют сыновей…
Что может быть…
Что может быть хуже, —
В мае бушуют метели?
Что может быть хуже, —
Берёзы листвой облетели?
Что может быть хуже
Израненных, трепетных птиц?
Что может быть хуже
Навеки закрытых ресниц?..
Что может быть хуже
Предательства верных друзей?
Что может быть хуже
От горя седых матерей?
Что может быть хуже, —
На бой проводить сыновей?
Что может быть хуже
Отцов переживших детей?
Что может быть хуже,
о чём я вам тут написал?
Иль ещё что-то,
О чём я ещё не сказал?..
Я видел…
Я видел, как плачут на кладбищах вдовы.
Их скорбные лица немы и суровы,
Их нежные руки давно уж в морщинах.
Я видел, как плачут они о мужчинах.
Но рядом лицо молодое в печали.
«То с матерью дочка», – подумал вначале.
Но вижу – кольцо на руке золотое,
И орден сжимает дрожащей рукою…
А взгляд, устремлённый её через горе,
Направлен туда, где афганские горы.
Туда, где за белою дымкой тумана
Погиб её муж от гранаты душмана.
Я видел, как плачут на кладбищах вдовы,
Их скорбные лица немы и суровы.
И видел средь них я, в косынках чуть мятых,
Вдов юных, рождённых в шестидесятых…
Проходят года, забываются даты,
Но снова домой не приходят солдаты.
И снова на кладбищах юные вдовы,
Их скорбные лица немы и суровы…
Давайте всех молча помянем, ребята,
Всех, кто не пришёл и сейчас, и когда-то.
Сто грамм боевых выпьем молча и стоя
За всех, кто однажды не вышел из боя…
Я помню
Я помню, как надо нажать на курок,
Я помню раненых стон.
Экстерном сдавал я этот урок:
Я помню последний патрон,
Я помню, как вырвать гранаты чеку,
И выставить верный прицел.
Я помню, как надо стрелять на ходу…
Поэтому я ещё цел.
Вот только забыл, что такое весна,
Надолго забыл объятия сна.
Как вспомнить любовь, как веру вернуть,
И выйти на истинный путь.
Я помню пуд соли и кровь на вкус,
Я помню предательства грязь.
Я помню от денег блаженный искус,
Я помню ублюдков и мразь.
Я помню, как лучше ударить ножом
И лечь на самое дно,
Уйти от погони скользким ужом…
Я помню, как пахнет дерьмо.
Беловщина
Нарисуй это черным…
Встань пред белым холстом
В окруженьи кистей.
Нарисуй мой портрет,
Как я вижусь тебе.
Древнеримским рабом —
Не сорвавшим цепей,
Падшим грязью на пол
И покорным судьбе?
Кисти в руки возьми,
Нарисуй на холсте
Самый честный портрет,
Как я вижусь тебе.
Страшным воином тьмы
(Со щитом? На щите?),
Что не ведал любви
Ни к другим, ни к себе.
Почему не спешишь,
и рука замерла?
Это шанс для тебя —
Воплотить все мечты.
Почему вновь не спишь,
Иль мечта умерла,
Или видишь себя,
Как взошёл на кресты?
Не оставь на потом.
Пока краски свежи,
Честен будь сам с собой,
Расскажи это всем.
Стань обычным шутом,
погрязшим во лжи,
И уйди в никуда,
как уходят совсем.
Апокалипсис
…И вот вострубил первый ангел!..
И слепые прозрели от пламени свеч,
Чтоб увидеть друг друга на миг.
И в руке Его огненный меч.
…И вот вострубил второй ангел!..
И глухие прочистили уши,
Чтоб услышать друг друга на миг,
Как трепещут от страха их души.
Ведь пришёл Он, и встали из пепла
Все, кто ждал и не ждал,
Все, кто верил и нет.
И узнали ответ. Вот он – истины свет:
Смерти нет!
Что в глазах Его – только любовь,
Что в руках Его – дважды любовь,
Что в словах Его – трижды любовь!
И душа моя – отлетела,
И душа моя радостно пела,
Когда я вкусил Его тела,
Когда я испил Его кровь.
…И вот вострубил третий ангел!..
И хромые сломали свои костыли,
Чтобы сделать свой шаг и понять,
Что им некуда больше идти.
А четвёртый и пятый, шестой, и седьмой —
Они тоже начистили трубы!..
Похожие книги
Сборник стихов и текстов песен московского поэта Анатолия Белова-Пошехонского, творчество которого не оставит равнодушным никого из читателей. Стихи наполнены чувствами в диапазоне от шутовского балагана до вселенского трагизма. В. Луничкин – гитарист, соратник и друг.
Ураганный и юморной, остросюжетный и простой фантастический боевик для ценителей оригинальных героев и свежих идей! Да, Вахтер ушел в Изнанку Вселенной, но близкие не оставляют надежды вернуть его. И, кажется, наткнулись на след… Но не ловушка ли это?Содержит нецензурную брань.
«Константин Константинович Вагинов был один из самых умных, добрых и благородных людей, которых я встречал в своей жизни. И возможно, один из самых даровитых», – вспоминал Николай Чуковский.Писатель, стоящий особняком в русской литературной среде 20-х годов ХХ века, не боялся обособленности: внутреннее пространство и воображаемый мир были для него важнее внешнего признания и атрибутов успешной жизни.Константин Вагинов (Вагенгейм) умер в возрасте