Даша…
Поднимаемся по лесенке на крышу.
– Эй! – говорю тихо.
– На хер лей… – отвечает мне Шея нежно. – Давай сюда…
Объясняет, как нам расположиться – по двое на каждой стороне крыши.
– С постов не расползаться. Не курить. Не разговаривать. Без приказа не стрелять. Чуть что – связывайтесь со мной. Надеюсь, трассерами никто не снарядил автомат?
Я и Скворец ползём на ту сторону крыши, с которой виден овраг.
Крыша с трёх сторон обнесена кирпичной оградкой в полметра высотой. Просто замечательно, что она есть, оградка. Пацаны, которых мы сменяем, уползают спать. Мне кажется забавным, что мы, здоровые мужики, елозим по крыше.
– Ну как? – спрашиваю Хасана, ждущего нас.
– В Старопромысловском районе перестрелка была.
– Это далеко?
– Нормально… Чего броники-то притащили? Мы бы свои оставили.
Хасан, пригнувшись, убегает – не нравится ему ползать. Саня ложится на спину, смотрит в небо.
– Ты чего, атаку с воздуха ожидаешь? – спрашиваю иронично.
Саня переворачивается.
Приставляем броники к оградке.
Тихо, слабый ветер.
Вглядываюсь, напрягая глаза, в овраг. Смотрю целую минуту, наверное. От перенапряжения глаз начинает мерещиться чьё-то шевеленье там, внизу.
“Кто-нибудь сидит в овраге и в голову мне целит”, – думаю.
Начинает ныть лоб.
Ложусь лбом на кирпичи, сжимаю виски пальцами. Отходит.
– Егор, – чуть приглушённым голосом окликает меня Саня.
– А?
– Отлить хочу.
Поднимаю голову, снова смотрю на то место, что меня заинтересовало.
– Егор.
– Ну чего?
– Отлить хочу.
– И чего мне сделать?
Саня замолкает.
Бьёт автомат, небо разрезают трассеры. Далеко от нас.
“Трассеры уходят в небо…” – думаю лирично.
– Егор, как быть-то?
– А вот с крыши попробуй.
Меня вызывает по рации Шея.
– На приёме, – отвечаю бодро.
– Может, заткнётесь?
Раздаётся характерный свист миномётного выстрела. Весь подбираюсь, даже ягодицы сжимаю.
“Мамочки! – думаю. – Прямо на крышу летит!”
Бахает взрыв чёрт знает где. Оборачиваюсь на Саню.
– Думал, что в нас, – сознаётся он мне.
Я не сознаюсь.
Лежим ещё. Мешают гранаты в передних карманах разгрузки – больно упираются в грудь. Вытаскиваю их, укладываю аккуратно рядом, все четыре. Они смешно валятся и покачиваются, влажно блестят боками, как игрушечные.
Что-то здесь с воздухом, какой-то вкус у него другой. Очень густой воздух, мягкий. У нас теплей, безвкусней.
Смотрю по сторонам, направо – на асфальтовую дорогу, на дома вдоль неё. Везде темно.
Неожиданно близко – будто концом лома по кровельному железу – бьёт автомат. Трижды, одиночными.
Дёргаюсь, озираюсь; резко, как включённые в розетку, начинают дрожать колени.
– Со стороны дороги, из домов? – спрашиваю Саньку.
Шея запрашивает дневального, что делать. Дневальный, ещё не отпустив тангенту, зовёт Семёныча. Спустя десять секунд Куцый вызывает по рации Шею.
– Что там?
– Трижды, одиночными, вроде по нам.
– Наблюдайте, не светитесь.
Лежим в ожидании новых выстрелов. Жадно всматриваюсь в овраг. Руки дрожат. Ноги дрожат.
Начинает моросить дождь. Холодно и жутко.
“Зачем я всё-таки сюда приехал?.. Ладно, хорош… Ничего ещё не случилось…”
Растираю по стволу автомата капли. Провожу мокрой ладонью по щеке. Щетина уже появилась… Нежно поглаживаю себя несколько раз.
Пробую подумать о доме, о Святом Спасе. Не получается. Хлопаем с Саней глазами. Где-то на крыше иногда шевелятся, шебуршатся пацаны. Спокойней от этого.
Санёк смотрит назад, по-над головами фронтального поста.
