Патруль вызывали? (сборник) - страница 35

– Мы уже проходили это, – прошептал Эд, глядя на Мию с тревогой в глазах. – Нам нужно уходить, Мия.

Мия, несмотря на свою решимость, почувствовала, как её собственные сомнения начинают расползаться по груди. Она не могла объяснить, что происходило, но в её сердце было какое-то неопределённое знание, что они не должны оставаться. Она просто молча кивнула, её взгляд не был таким твёрдым, как прежде. Эд сжал её руку, его нервозность становилась очевидной, но он также знал, что их нельзя держать здесь. Это было слишком неправдоподобно, слишком странно. Они не должны были быть частью этого мира. Но Мартин стоял, не обращая внимания на их разговор. Его лицо расплылось в тёплой улыбке, а его глаза были прикованы к сцене. Танцовщицы уже начали своё выступление, и он смотрел на них с по-настоящему детским восхищением. Его взгляд блуждал по их движениям, и в его глазах не было ни тревоги, ни страха. Было только счастье. Он не хотел уходить. Эд почувствовал, как его тревога превращается в страх. Всё, что происходило вокруг, становилось более и более нереальным. Он ощутил, как его тело напряглось, его мысли метались, пытаясь найти объяснение, но он знал, что его здесь не должно было быть. Он снова оглянулся на Мию, и она, несмотря на свою привычную стойкость, тоже ощущала нарастающую странность этого мира. Танцовщицы на арене продолжали своё представление, и Мартин, как будто находясь в другом мире, наслаждался каждым движением, каждой деталью шоу. Для него это было что-то знакомое, что-то важное и родное. Он не хотел покидать этот момент. Это был его мир. На арене, под ярким светом, девушки в сверкающих костюмах, их движения плавно перетекали в ритмичные, почти гипнотические хореографические комбинации. Световые лучи играли на их костюмах, создавая эффект, будто каждая из танцовщиц была окружена своим собственным ореолом, мягким и магическим. Зрители, сидящие в полумраке, молчали, их взгляды были прикованы к сцене, но не было ни аплодисментов, ни волнений. Это было странное молчание, как будто каждый зритель был в трансе. Танцовщицы двигались с безупречной синхронностью, словно сливались в одно целое, а их движения были одновременно воздушными и строгими, точно выверенными. Их тела, казалось, не касались земли, они будто скользили по ней, излучая странную, неуловимую лёгкость. В какой-то момент одна из девушек сделала невероятно сложный поворот и вскоре исчезла в темноте за сценой, а на её месте появлялась другая. Бесплотные и грациозные, они создавали ощущение иллюзии, как будто это было не физическое движение, а нечто большее, нечто, что невозможно было описать словами. Мартин стоял, не отрывая взгляда от сцены. В его глазах был свет, будто он видел не просто танец, а нечто большее – воспоминания или переживания, скрытые за каждым движением. Его губы слегка приоткрылись, он смотрел на танцовщиц так, как если бы они были частью его самой глубокой внутренней реальности. Эд и Мия стояли в тени, наблюдая. Эд чувствовал, как его кожа покрывается мурашками от странной атмосферы. Не было никакой музыки в его ушах, только тихий шум, который казался не музыкой, а дыханием самого пространства. В этот момент всё вокруг казалось наполненным чем-то невидимым, энергией, которой не было в обычной жизни. Он не мог объяснить, почему он чувствовал это, но ему было не по себе. Он оглянулся на Мию, но её лицо было напряжённым. Она тоже что-то ощущала, но не могла понять, что именно. Она смотрела на танцовщиц, не видя их, а как будто пытаясь увидеть что-то за ними. Эд понял, что они оба находятся в какой-то ловушке этого мира. Но Мартин, Мартин был поглощён полностью. Он не заметил их тревогу. Он был счастлив. Зрители не двигались. Их лица были застывшими, как маски, будто они тоже стали частью спектакля, частью этого мира, в котором было не место для вопросов или сомнений. Они просто сидели, смотрели, не реагируя. Их взгляд был одинаковым, пустым. Мия подала Эду тихий сигнал, её губы не произнесли ни слова, но её взгляд был полон беспокойства. Она поняла – это было не просто представление, это было нечто большее. Но до тех пор, пока они не разберутся, что происходит, они были не в силах вырваться. На арене танцовщицы менялись, их костюмы мелькали, и каждое движение становилось всё более странным и изысканным. Они почти не касались пола, их тела словно парили в воздухе, а движения казались бесконечными. С каждым новым шагом танца зрители становились всё более затуманенными, а Эд ощущал, как его сознание начинает размываться. Он пытался схватиться за реальность, но она ускользала, как вода сквозь пальцы. И вот, когда свет на арене померк, танцовщицы исчезли в темноте. Они оставили за собой лишь эхом звучащий шёпот, как будто сама сцена была живой, и все, кто на ней оказался, стали частью её воспоминаний. Мартин встал, широко расправив плечи, его глаза блеснули. Он был готов. Это было его место, его шоу. Всё замерло, и в этот момент Эд понял – они не просто наблюдали. Они были частью этого мира. Танцевальный номер закончился. Внезапно свет на арене потух, и в тот момент, когда всё вокруг казалось замирающим, шторы стремительно распахнулись. Зрители, как по сигналу, начали фокусироваться на центре сцены. Танцовщицы, синхронно, в точно выверенном движении, указали пальцами на Мартина с детьми, их жесты были чёткими, словно заранее отрепетированными. Эд, не ожидая такой развязки, замер, его взгляд быстро перемещался от Мии к сцене, к танцовщицам, и обратно. Его сердце пропустило удар, когда прожекторы вдруг вспыхнули с ослепительной яркостью, застигнув их врасплох. Мия, как и он, не успела среагировать на неожиданное освещение. Эд почувствовал, как его тело напряглось, готовое к чему-то неизбежному. Но среди всего этого хаоса взгляд Эда оказался прикован к Мартину. Он стоял неподвижно, будто весь мир вращался вокруг него. В его глазах не было страха, только бесконечное любопытство и радость. Он наблюдал за происходящим с удивлением, его лицо сияло, словно в нём вновь пробудился какой-то искренний детский восторг. Эд быстро сориентировался и, заметив, как всё вокруг начинает приобретать какой-то гипнотический ритм, шепотом сказал Мартину: «Выходите». Его голос был почти невнятным, но в нём звучала настоятельная просьба. Он знал, что сейчас их присутствие на сцене под пристальным взглядом зрителей может быть слишком опасным. Нужно было действовать быстро. Мартин не обратил внимания на его слова. Он продолжал смотреть на арку сцены, наслаждаясь происходящим. Эд понял, что у него не было другого выбора, как подыграть этому миру, даже если это означало потерять ещё одну часть своей реальности. Теперь, когда они оказались в центре этого мира, было трудно отделить что было настоящим, а что игрой. Взгляд Эда вернулся к Мие. Она стояла, слегка напряжённая, но её глаза также скользили по танцовщицам и зрителям, пытаясь уловить, что дальше. Когда Мартин встал на сцену, его неуклюжие движения сразу же привлекли внимание. Он пытался сделать вид, что уверен в себе, но его походка была странной и перекошенной, словно он был не в своём теле. Он шагал с излишней театральностью, то резко поднимая ноги, то спотыкаясь и делая «ляпы», будто случайно. Это было настолько нелепо, что в зрительном зале, несмотря на напряжённую атмосферу, уже начали раздаваться сдержанные смешки. Его одежда – огромный яркий костюм, с излишне большими пуговицами и ошмётками ткани, с яркими разноцветными лентами и помпонами, сидела на нём как старое, забытое облачение, которое раньше когда-то носили с гордостью, а теперь оно стало только раздражающим атрибутом. Мартин, несмотря на свои ошибки, продолжал действовать, старался быть смешным и неуклюжим. Но его движения становились всё более глупыми и абсурдными: он старался прыгнуть, но не мог подскочить, его ноги запутались, он упал на колени, но тут же попытался встать, не заметив, что его большой нос вдруг «перелетел» в сторону, а резинка на костюме лопнула с характерным «пффф» – эти клоунские фокусы начинали казаться ещё более нелепыми. Дети наблюдали за этим с растерянностью. Эд почувствовал, как его лицо заливает стыд – этот мир, в который они попали, казался им таким чуждым. Он нервно оглядывался по сторонам, не зная, что делать, как помочь. Мия, не в силах отвести взгляд, почувствовала, как её внутренности сжались. Это было странно и унизительно. Мартин когда-то был настоящим клоуном, он мог смешить людей, его выступления были живыми, яркими, полными радости. Но сейчас всё изменилось. Его жесты, его смех, его странные падения и нелепые попытки взаимодействовать с «воображаемыми» партнёрами, зрителями, теперь казались болезненными. Это было трагично. Всё, что делал Мартин, превращалось в абсурд. Он пытался сделать «классический» клоунский фокус с шариками, но они бесконечно катились из его рук, словно ускользая от него, как его собственная память и способность справляться с реальностью. Всё, что могло бы вызвать смех, только усугубляло чувство стыда у детей, заставляя их смотреть на него с грустью. Мия не могла просто стоять и наблюдать. Она чувствовала, как её горло сжимается от напряжения, и что-то внутри её начинало требовать действовать. В голове мелькали мысли о том, каким он был раньше – весёлым и уверенным, живым, с радостью в глазах. Но теперь всё было иначе. Она подошла к Мартину, и её движения были быстрыми и решительными. Он продолжал свои нелепые движения, как будто ничего не происходило, но, когда она дотронулась до его плеча, он замер. Она протянула ему руку, пытаясь направить его на следующую часть его «выступления», помогая не только физически, но и словесно, хотя и не говорила ничего. Только мягким движением вела его дальше. Мартин с каждым шагом всё больше терял ориентацию в пространстве. Он не мог вспомнить, что нужно делать дальше. Но Мия не отступала. Она помогала ему продолжать, подсказывала, что делать. Её движения были осторожными и лёгкими, словно она старалась вернуть его к тем дням, когда он был настоящим клоуном. Но всё равно, как бы она ни пыталась, абсурдность происходящего не исчезала. Это был мир, в котором Мартин уже давно утратил свою роль, а дети оказались втянуты в этот цирк. Они были частью этой игры, и их присутствие становилось только ещё более мучительным. Мия продолжала вести Мартина через его выступление, стараясь делать его немного менее нелепым, хотя сама чувствовала, как её собственное внутреннее напряжение возрастает. Мартин с радостным видом сделал несколько неуклюжих шагов, вертясь на месте. Но вот он решил «зажигать»: взял шляпу и попытался сделать эффектный жест, но в этот момент, к его ужасу, она не влезла на голову, а соскользнула на лицо, словно банальный трюк, который всегда заканчивается провалом. Зрители начали смеяться, а Мартин, смущаясь, быстро отстегнул шляпу и подбежал к Эду, как будто это был очередной момент для взаимодействия. Он хотел сделать «трюк», но запутался в собственных движениях. Эд, пытаясь сохранить серьёзное лицо, помог ему, подстраивая свои шаги под странные танцы Мартина. Мия тем временем не удержалась и начала подыгрывать, делая несколько шуточных движений. Вместо того чтобы просто продолжать двигаться в ритме, она случайно перешла в один из клоунских жестов, и в итоге оказалась в положении, похожем на позу «падения», когда она перевернулась на спину. Мартин, увидев её, решил, что это тоже часть номера, и попытался подкатить к ней, но сам случайно встал на её руку. Мия вздохнула, но, заметив, что зрители продолжают смеяться, встала и продолжила «танцевать» в том же стиле. В какой-то момент Мартин попытался покрутиться, но на нём вдруг открылся большой карман, и оттуда вылетели пёстрые бантики. Эти бантики как раз вовремя оказались под ногами Мии и она, наступив на один из них, потеряла равновесие и влетела в большой ведро с краской, которое стояло рядом. Она упала с глухим «плюхом», а краска разлетелась по всей сцене, окрасив пол и её костюм в ярко-зелёный цвет. Зрители начали хихикать ещё громче, и когда Мартин подбежал, чтобы помочь Мие встать, он тоже зацепился за её костюм и наклонился, скользя по сцене прямо в ведро с краской. Весь зал взорвался от смеха. Эд, отчаянно стараясь не рассмеяться, подбежал к Мартину и быстро пытался поддержать его, на ходу показывая какие-то «клоунские» трюки, чтобы хоть немного смягчить ситуацию. Но всё, что получалось – это только усиливать абсурдность происходящего. Мартин, тем временем, не терял самообладания и продолжал в этом безумном темпе: он размахивал руками, делая вид, что пытается «улететь» на огромных надувных шарах. Один из них взорвался, и все вокруг попало в облако разноцветных мелких шариков. Всё, что могли сделать дети – это продолжить танцевать в том же ритме, стараясь избежать новых препятствий. Зрители, смеясь, искренне наслаждались этим беспорядочным и нелепым представлением. Мартин был полон решимости, каждый его шаг, каждый жест был настоящим клоунским акробатическим движением. И хотя дети чувствовали некоторое смущение, они подыгрывали, чтобы поддержать его, да и потому что понимали, иначе этот номер никак не закончится. Когда выступление наконец завершилось, весь зал взорвался в овациях. Зрители смеялись и аплодировали, их улыбки были искренними, а смех – беззаботным. Мартин, сияющий, словно получил награду за лучшие актёрские таланты, с улыбкой поклонился, не замечая, как его костюм всё ещё болтается по бокам, как будто не пережил настоящую бурю. Дети, несмотря на смущение, последовали за ним, делая вид, что они абсолютно уверены в происходящем. Они тоже встали на сцену и, слегка опоздав, поклонились. Но их поклон был немного менее уверенным, чем у Мартина. Эд, с трудом сдерживая улыбку, попытался выглядеть как настоящий профессионал. Мия же, наоборот, слегка смущённо выглядывала в зал, всё ещё не до конца понимая, что произошло, но, тем не менее, делала вид, что всё это было частью плана. Вернувшись за кулисы, дети выдохнули, их сердца продолжали стучать от волнения. Мартин, счастливый и довольный, поспешил к гримерному столику, где его костюм нуждался в некоторых поправках. Он продолжал что-то напевать себе под нос, словно не осознавая всей нелепости происходящего. Эд и Мия молча подошли к нему, и только когда они оказались вдвоем, начали немного расслабляться. В этом странном и напряжённом моменте им было одновременно и смешно, и стыдно, но главное, что они спасли Мартина от более крупных ошибок. Мартин снова повернулся к ним с сияющей улыбкой, явно гордый своим выступлением.