Повторная операция. Наркоза нет. Вера нырнула в кокон: «Мне не больно».
После недели лечения солевыми примочками рана очистилась, жар понемногу спал. Наложили гипс.
Здесь же, в госпитале, Вере вручили медаль за проявленную отвагу и мужество при спасении командира и важных секретных документов.
В крохотной женской палате их было двое. На соседней койке лежала обожжённая Лида, скрытая под бинтами. Она не разговаривала, лишь иногда тихонько стонала.
Вошла медсестра, баба Валя. В этой больнице она проработала лет пятьдесят.
– Вера, ты что же всё лежишь? Ослабнешь! – Баба Валя дала таблетки и отошла к Лиде.
– Я встану. Позже.
– Скоро гипс снимать, заново учиться ходить непросто. Тебе тряпочки нужны?
– Нет.
– Опять нет? Ты уже третий месяц у нас, а всё не нужны… Вер, ты не беременная?
– Нет. Мне вообще не нужны.
– Как так? У тебя что, никогда месячных не было?
– Были, но кончились. Четыре года назад.
– Бедная девка, – покачала головой баба Валя.
Вера не считала себя бедной: хоть одной извечной женской проблемой меньше. А когда она захочет детей, кокон снова всё исправит. Теперь она всецело ему доверяла, ведь он говорил с ней в те самые тяжёлые дни после ранения. Она и сейчас слышала его вкрадчивый голос, полный сожаления:
– Верочка, зачем же ты усомнилась? Всё для спасения было устроено: и умирающий с гранатой очнулся, и отступившие бойцы возвращались за вами…
Действительно, когда застонал комбат, Вера испугалась, что их заметят. Нет, она не вылезла из кокона, но вдруг ослабла вера в его защиту. В тот момент в её колено впился крошечный осколок гранаты.
Вера всё-таки потянулась за костылями и села на койке.
– Баба Валя, у меня нога стала короче сантиметров на десять. Это навсегда?
Медсестра меняла Лиде повязки.
– Это из-за гипса: накладывают в слегка согнутом положении. Как снимут, так распрямится. Сходи-ка на пост, попроси мне бинтов ещё.
Утро выдалось солнечным, что для Санкт-Петербурга в конце ноября – явление редкое и удивительное. Станислав Иванович, осанистый старик с выправкой бывшего военного и пышными бакенбардами, заехал за Верой в одиннадцатом часу. Кажется, он приходился ей пра-пра-прадедушкой.
– Графиня готова к прогулке? – раздался в прихожей его густой баритон.
Вера, одетая в английский костюм, ждала родственника в гостиной. Правая нога – в высоком ботинке со шнуровкой, левая – в гипсе. Станислав Иванович помог внучке накинуть шубку, вывел из парадной и устроил в открытой коляске. Сам сел рядом.
Они ехали по Университетской набережной.
– Верочка, зачем ты пошла на войну?
Вера смутилась, но призналась:
– Чтобы обрести свободу.
– И как? Обрела?
– В какой-то мере…
– Ты воевала за страну, уничтожившую дворянство?
– В этой стране живут мои родители, бабушка и брат. А ещё Ольга и майор, похожий на отца. Дедушка, лучше спроси, против кого я воевала.
– Против кого же?
– Против захватчиков. Против фашизма!
Станислав Иванович пожевал ус:
– Фашизм? Кто это?
– Не кто, а что. Это система, которая хочет убить либо поработить всё человечество, кроме себя, арийцев. И наш мир они бы тоже не пожалели!
– Наш мир… Да что ты знаешь о нём!
– Мне бабушка рассказывала, какой Россия была до революции.
– Россия? Ну уж нет! Ты не заметила, что здесь нет черни? Тех умников-нищебродов, что уничтожили державу.
– Но… – Вера указала на возницу.
– Ах, это, – рассмеялся Станислав Иванович, – это обслуживающий персонал. У них даже лиц нет!
