Дальше всё, происходило как в волшебном мире, наполненном Любовью. Где-то там, в заоблачном волшебном мире. Виктор наслаждался ею, как будто с ним ничего подобного никогда не происходило. Впрочем, почему никогда, так оно и было, такого с Виктором действительно никогда не было.
Всё что происходило с ним, как будто проплывало в каком-то тумане, голова была поглощена только её телом, и ничего вокруг в это время не существовало
Мир сузился только для них двоих, и никого больше. То, взлетая к верху, они парили где-то в воздушных облаках любви. Иногда у них как будто вырастали крылья и они, летали на этих крыльях любви, и никто, не мог заставить их спуститься вниз, чтобы хоть ненадолго, прервать этот полёт, полёт любви и песни, песни которую можно исполнить только при обоюдном желании.
– Вить, давай отдохнём хоть немного! – Уставшим, но довольным голосом попросила Зинаида.
Она, обессилившая и раскрасневшаяся вся, села на край дивана.
– Вот как, я теперь работать буду? – Ты подумал?
Виктор лежал рядом и молча поглаживал её довольное, расслабленное тело.
– Ты меня настолько расслабил! – Где ты так научился такому?
– Тебе понравилось, правда?
– Понравилось? – Да это было, что-то совсем уж необычное!
Виктор, глядя в её глаза, от услышанных слов, почувствовал новый прилив мужской силы.
Они продолжили. Продолжили, казалось бы, с ещё большим, жарким неугасающим желаньем. Инициатива любви, полностью перешла к фантазиям Зины.
Её руки, неустанно блуждали по телу Виктора, она то и дело шептала ему; – Заберу, заберу я тебя.
Что-то было пугающее в этих её словах, даже скорее не в словах, а в том, как она их шептала и уж, совершенно непонятному для Виктора смыслу.
До того эти слова были завораживающе сказаны, что Виктор, от этих слов и нежности её рук, постоянно куда то проваливался.
Всё плыло кругом. Где же они? Это же не подсобка!
И нет уже под ними того дивана. Господи! Да где же это я?
Виктор взглянул в её забытые, полуприкрытые, совсем позеленевшие, с ярко вспыхивающими искрами глаза, и не увидел в них ничего, кроме какого-то дикого огня, от которого уже нельзя было отступить, и который тебя затягивает всё дальше и дальше, своим диким желанием овладеть тобой полностью! Своей, не людской похотью!
Какие-то ведьмовские чары что ли, которые в это самое время готовы были разорвать, обескровить свою жертву! Куда-то утянуть, поглотить и погубить, в своём похотливом желании. Виктору в это самое время было всё равно, он улетал, улетал вместе с ней.
Куда-то поднимаясь вместе с ней вверх, и стремительно падая вниз, в пропасть, в бездну, откуда нет пути назад.
Улетая с Зинкой в пылу страсти, Виктор чувствовал, как вместе с этой страстью, у него улетает что-то самое для него дорогое. Что-то невидимое, но в тоже время заметно-ощутимое, и самое дорогое для него, вернее то,
что в нём есть. И улетало это что-то именно к ней, через её, полуприкрытые, ярко-зелёные глаза, в которых огонь горел жарче, чем в котлах котельной.
Она извивалась в полутёмной бытовке на этом, стареньком диване как кошка и, то тяжело вздыхала, с какими-то неестественными движениями, не по годам красивого тела, то замирала, как будто готовилась к своему кошачьему прыжку.
Виктору казалось, что она его так и тянет, куда-то, в какую-то яму.
Она не позволяла ему ослабнуть как мужчине, и это его начинало пугать, хотя и нравилось ему. Она всё продолжала и продолжала, поглощать его, и вытягивать из него всю внутреннюю силу, опустошая его до полного изнеможенья.
