Лямченко накрутил номер «Передовой молодежи» и позвал к телефону редактора исторической серии.
– Здоровеньки булы, – сказал он, подмигивая Морхинину. – Это говорит Лямченко из секретариата Ивана Фелидоровича Ковалева, чуешь? Ага. А это кто? Владимир Цедилко? То добре, очень приятно познакомиться. Как у вас с выпуском казачьего журнала?.. А у меня к тебе, Владимир, просьба. Подойдет к тебе в издательство один хороший человек. Написал роман про древнего римского поэта. Иван Фелидорович его одобряет, я тоже. Разумеешь? Я надеюсь на успех. Мировую культуру тоже пропагандировать треба. Автора зовут Валерьян Морхинин. Запиши и заказывай ему пропуск для входа, – Микола положил трубку и хихикнул язвительно. – Присосался к издательству казачок с Кубани, хочет в крупные деятели выскочить, в борцы с «пятой колонной». Собрались они там журнал издавать под названием не то «Стремя», не то «В стремя»… Ну а меня назначили главным редактором газеты «Московская литература», вот так вот! Мы еще с тобой должны отметить то знаменательное событие.
Морхинин почувствовал во внутреннем кармане жалобное похудение кошелька. Но, разумеется, не возразил, а даже приятно улыбнулся своему новому литературному покровителю.
– Давай, езжай в «Молодежь» со своим перченым «Проперцием». Хотя надежды на успех маловато, пробуй. А тот Цедилко – редкий нахал, так что не расслабляйся… – Микола хлопнул Морхинина по плечу, отчего бывший оперный хорист малость поморщился: не выносил таких дружеских фамильярностей.
Было понятно, что, несмотря на молодость, Микола Лямченко был уже опытным чиновником Союза писателей и знатоком многого, относящегося к этому уникальному во всем мире литературному концерну.
Владимир Цедилко оказался стройным молодым человеком с курчавой каштановой головой и усиками-стрелками. Одет он был в темно-синюю полосатую тройку с шикарным галстуком, расцвеченным оранжевыми и черными цветами георгиевского штандарта.
– Рад познакомиться с писателем исторической ориентации, рекомендованным такими уважаемыми людьми. Покажите вашу работу. О, вполне солидная папка! Думаю, в будущем году «Проперций» будет издан при, так сказать, громе пушек и звоне колоколов. А как вы относитесь к тому, чтобы написать очерк или повесть о героях войны 1812 года для патриотического сборника? Положительно? И славно, славно! Тогда на выбор: командиры славных российских партизан – свободны Сеславин, Дорохов! Надеюсь, мы об этом еще поговорим.
«Чего Лямченко так поносил этого интеллигентного юношу? – недоуменно подумал Морхинин. – Однако не будем судить торопливо». Он передал свой роман предупредительному Цедилко и откланялся, приглашенный через месяц на собеседование.
За окном сыпанула метелица, закружились снежные спирали, возник под ногами гололед. Москва побелела, автомобили, среди которых появилось немалое количество иноземных марок, буксовали, скользили и лихо сносили зазевавшихся пешеходов, даже если те переходили улицу в положенном месте.
Кругом шныряли какие-то кооперативщики, предлагавшие привезенные из-за границы пестрые «челночные» шмотки, всевозможные швейцарские часы одесского производства, чудодейственные лекарства от рака, а кроме того – видеокассеты с порносюжетами и почти в открытую отлично действующее оружие: от «парабеллумов» до наших милицейских «макаровых» с запасными обоймами.
Поговаривали, будто рядом с Савеловским вокзалом команда военнослужащих во главе с офицером предлагала всем желающим купить зачехленную, поставленную на колеса боевую ракету. Москвичи обалдело шарахались от продавцов с погонами, и те долго не могли сбыть редкий товар. Но к вечеру обнаружилась группа южных людей, недорого приобретших ракету. Ночью ее отправили по соответствующему маршруту, хотя чеченская война была еще далеко.
