– Доброе утро, Сергей Николаевич! – весело рассмеялась Анечка.
– Ага, – с глубоким вздохом промямлил в ответ молодой ученый, понемногу приходя в себя. – Лев Михайлович еще не появлялся?
– Шеф будет к десяти, так что у вас еще есть полчасика, – ответила лаборантка. – Чаю не хотите?
– Хочу, – согласился Сергей, – только схожу сначала… Ну, в общем, пройдусь.
Не желая поднимать лишнего шума, Гущин неловко проскользнул мимо кабинета завкафедрой академика Вилена Андреевича Жарикова, нетвердой поступью вышел в коридор и, пройдя кинопроекционную, откуда обычно крутили учебные фильмы для 611 аудитории, направился к туалету. Мимоходом он услышал смешливое перешептывание студенток-третьекурсниц, сидевших с конспектами за массивным овальным столом у окна:
– Смотрите, девчонки, Паганель опять ночевал на столе, – зачирикали веселые барышни, едва сдерживая хохот.
Ухмыльнувшись, он пропустил эту колкость мимо ушей и двинулся дальше. Сейчас его занимала только одна проблема: судьба Великанова и мифический исанит. Он представлял, как встретится сейчас с Львом Михайловичем и завалит его вопросами.
Пригоршня холодной воды из-под крана взбодрила Сергея и привела его в чувства. Перед мысленным взором аспиранта выстроился вектор научного наследия, своеобразная династия, в которой зерно истины передавалось от учителя к ученику, и каждый последующий старался вырастить и развить то, что получил от предшественника. Паганель понял, что полевой дневник Великанова, найденный сегодня ночью в архиве, был материальным выражением этого зерна, своеобразным символом и знаком. Выходит, ему как ученику профессора Макарского тем самым была передана эстафета, которую теперь надо достойно пройти, невзирая на трудности и преграды, которые встретятся на этой стезе. Это были звенья одной цепи: так же, как некогда Макарский подхватил эстафетную палочку у выдающегося естествоиспытателя академика Ковтуна, а тот – у самого Юрия Александровича Великанова, Великанов же – у академика Вавилова и его соратника Александра Павловича Виноградова, основателя и первого руководителя кафедры геохимии, а те в свою очередь у великого гуру и гения естественных наук, энциклопедиста и философа Владимира Ивановича Вернадского. И каждый из них внес свой выдающийся вклад в это наследие. Теперь же настала очередь его, Сергея Николаевича Гущина, молодого ученого, стоящего в самом начале большого творческого пути. Какие открытия ждут его впереди?
Лев Михайлович Макарский не по-стариковски бодрой походкой вошел в свой кабинет, шумно распахнув дверь. Это был энергичный пожилой человек с густой седой шевелюрой, цепким взглядом из-под кустистых бровей и острым носом, украшенным модными очками в тонкой золотой оправе, отчего он казался немного похожим на птицу, что придавало его внешности ощущение стремительности, пытливости и даже некой въедливости. Одевался профессор всегда скромно, но очень изысканно и с большим вкусом.
– Доброе раннее утречко, молодые люди! – пошутил он, обращаясь к Сергею и Анечке. – Как успехи?
Рассеянный, невыспавшийся Паганель к тому времени уже успел превратиться в сосредоточенного и собранного исследователя Гущина, ведь утро было не таким уж и ранним. Он оторвался от бумаг, встал навстречу учителю, держа в руках чашку чая, только что приготовленного лаборанткой, и жизнерадостно отрапортовал:
– Здравствуйте, Лев Михайлович! Я почти закончил с архивом.
