Казалось, вспомнив про них лишь на миг, все тут же забыли про раненых эльвинов, утонув в спорах, предположениях, планах. Будто бросили тех, кто пережил эскуру, как Виллем, Гротт и Риган, но кому досталось больше всех. Это показалось ему несправедливым.
Конечно, каждый думал о себе и о тех, кто не покинул жестокие игрища жизни. Кто будет полезен в том, что они замыслили. Найти и вернуть то существо, которое они так бережно охраняли и столько времени везли в Высьдом, а оно теперь сбежало или его похитили.
Его сослуживцам не повезло. Для них все скверно закончилось, хоть они и выжили. Даже когда Катэль и арборы занялись их лечением, помогло это не шибко. Виллем со смесью ужаса и отвращения смотрел на их искореженные и покрытые чернотой тела покуда хватало воли, но вскоре, сдерживая рвотные потуги, он вышел прочь.
Думы, что и он мог лежать там же, в отдельном полутемном кулуаре, едва дыша и захлебываясь в кашле собственными легкими, снова вернулись.
Теперь времени почти не осталось. Ему захотелось провести время с сослуживцами, точнее сказать, это его долг – проводить их и отпустить. И нужно перестать бояться.
Всякие мысли крутились на уме, некоторые из них его пугали. Он прекрасно осознавал, хоть об этом никто из них не упоминал – эти эльвины теперь для всех обуза. Если они придут в себя, Тарбий их допросит. Заставит сказать то, что нужно Эльфинату. Ложь, чтобы очернить мастера Гротта и Конксурат, ментора Катэля и Высьдом. Кривда, убеждающая весь мир – никакой угрозы извне нет. Нет у редринов люксиса и не может быть. А потом от них избавятся…
Так может избежать этого прямо сейчас? Виллем поморщился, становясь противен сам себе. Но так будет милосердно. Он уже почти решился. Они бы не смогли взять их с собой на поиски. И они не могут тут с ними остаться…
Никто не сможет гарантировать его сослуживцам безопасность, не защитит, не спрячет. Таков мир – жестокий и равнодушный.
Когда он пришел в отдаленный кулуар, где расположили пораженных эскурой эльвинов, его встретила целительница из эльфов.
– Мне очень жаль. – Она устало и отрешенно глянула на эльвина.
Виллем шумно выдохнул. Снизошло облегчение: ему не придется совершать то, что он собирался сделать, но мимолетная легкость уже оставляла его, сменяясь привкусом омерзения к самому себе.
– Могу я побыть с ними? – обратился он к целительнице. Та коснулась его плеча в знак согласия и соболезнования, затем удалилась. Ее помощь нужна живым.
Несколько мгновений Виллем просто смотрел в одну точку, не решаясь двинуться с места, чтобы пройти туда, во тьму, где слабо светили две лампы, виднелась двумя горбиками серость покрывал на деревянных скамьях.
Ком стоял в горле, а влага – в глазах. Виллем сделал несколько шагов вперед. Потом еще, еще и еще. И так до тех пор, пока не оказался там. Он глянул на товарищей, чьи лица накрыты тканью. Он судорожно всхлипнул и откинул полотна. Веки их сомкнуты, а уста чуть приоткрыты, он не увидел отпечатка страданий и боли, точно они просто уснули.
Виллем опустился на колени между ними и так и остался сидеть.
Он вспоминал все то, что его связывало со всеми товарищами, павшими этой ночью. Предаваясь думам, он потерял счет времени. Так он и замер до той поры, пока не послышались тихие шаги и кто-то коснулся его плеча.
– Мне жаль, Виллем, – раздался густой бас Ригана, который глянул на тела, а затем на эльвина. – Но нам пора.
