Село Блиновка напоминало заброшенную территорию. Улицы завалены снегом, магазин закрыт, большой замок висит и на дверях местного клуба. Только чёрный дым из школьной котельной свидетельствовал о том, что здесь ещё живут люди. Около десятка человек, безмолвно стоящих перед школьным зданием, с любопытством уставились на башкирских делегатов.
– Я директор школы. Глава района говорил мне про вас, но не сказал, что столько вас будет, – начал своё выступление весь заросший бородой и усами директор. – Я не могу пригласить вас внутрь здания, там неимоверно холодно. Пока пользуемся мазутом, что остался от советских времён. Видите, и он не лучшего качества, дымит чёрным облаком. Если закончится, детей отправим по домам.
Смотреть на этого человека было не столько жалко, сколько страшно. Борода его ложилась на грудь, время от времени он хватался за уши и почёсывал затылок. Руки его то висели безвольно, то не могли найти себе места…
– Вот уже две недели у нас нет председателя колхоза, сбежал с работы и председатель сельсовета, – продолжил директор школы вполголоса. – Всё это не укладывается в голове. Как только закончили с разделом колхозного имущества, на следующий же день один из недовольных спалил топливный склад, подожгли дома обоих начальников.
Ильяс Хызыров в недоумении спросил:
– А как же разделили землю?
– Каждому колхознику досталось по семь гектаров пашни, – прозвучало в ответ. – Оставшиеся сенокосы и пастбища передали в районный фонд. Каменистые и болотистые участки не захотел брать никто. Поэтому они тоже перешли в фонд района. Обиженный на всё это глава района как бы в отместку сейчас не даёт нам тракторов для уборки снега с дорог. Раньше этим занимался местный колхоз.
Из продолжительного выступления директора школы башкирским делегатам стало известно, что, когда клуб и школа были в ведении колхоза, таких проблем не испытывали. И мазут жгли, сколько душе понадобится.
– Вон, смотрите, нет даже дороги до колхозной бани! – Директор протянул руку в сторону. – Она уже полгода не топится, и мы не можем помыться. Все обросли бородами. В степных деревнях Оренбуржья нет частных бань. Если раньше можно было попариться в колхозной бане, то сегодня вынуждены топить буржуйку и мыться в корыте. – Директор опять указал в сторону. – Вона, из окна торчит труба, и из неё идёт дым. Прежняя колхозная котельная закрыта почти целый год. Такие дела, братцы! Не знаем, чем это закончится.
– А как разделили-то трактора и скотину? – не унимался Хызыров.
– Кто работает на поле, тем, смотря на зарплату, два колеса, кому-то – одно. А кто работает семьёй, тем достались грузовые автомашины! – стал перечислять директор школы с видом знатока. – Животноводам – по одной крупной скотине из поголовья разных возрастов, также разделили свиней и даже овец. Были и такие курьёзы, что кому-то по частям достались пустые скотопомещения и продуваемые насквозь зерносклады.
Далее педагог поведал о том, какие печальные случаи произошли после этого. У комбайнёра Ивана Долгова, которому неделю назад достался свёклоуборочный комбайн, ночью стащили мотор с агрегата. У Петра Сухова, на чью долю выпал топливный склад, подожгли топливное хозяйство. Двадцатитонные танкеры взрывались с таким грохотом, что даже из райцентра с испугу прибежали люди.
– А где теперь работники вашей конторы: бухгалтера, экономисты и кассир? – сыпал вопросами Ильяс Хызыров. – Агрономы, зоотехники?
