Печать богини Нюйвы - страница 30



Таня едва удержалась, чтобы не начать совсем не по-небесному прыгать на месте от восторга и хлопать в ладоши. У Сыма Цяня примерно так все было и написано!

– Так это ты станешь императором и основателем новой династии! – всплеснула руками она.

– Серьезно? Я так и думал. – Лю блеснул зубами в довольной улыбке. – У меня к Цинь свои счеты, понимаешь… Да! Так что насчет знамени? Коли уж ты предрекаешь мне титул Сына Неба?

– На то я и небесная дева, – фыркнула девушка, сама не заметив, что откровенно кокетничает с предводителем Лю. – Ладно уж, братец Лю, будет тебе знамя.


«Сыма Цянь писал свои «Исторические записки» спустя много-много лет после того, как все случилось. И во многом он ошибался, а кое-что просто насочинял для пущей красоты, но какой же он все-таки молодец, что взялся за это неблагодарное дело. Лично я древнему летописцу страшно благодарна».

(Из дневника Тьян Ню)

Глава 4

На ловца и зверь бежит

«Вещи никогда не заменят людей, а живой голос всегда звучит громче, чем самая интересная запись на молчаливой бумаге. Я помню каждый свой день, каждое слово, каждую встречу, словно я – каменная скрижаль, на которой Господь высек заповеди. И я пишу этот дневник не для себя».

(Из дневника Тьян Ню)


Тайвань, Тайбэй, 2012 г.

Саша

Саша спала, и ей снился сон.

Она лежала на земле. Где-то поблизости разило кровью и гарью. Запах смерти, острый, резкий, тошнотворный, плыл по воздуху, въедался в волосы и кожу. Неподалеку выл человек – надрывно, жутко, на одной ноте. Границы миров, подрагивая, вплетались одна в другую: вот вспорол горизонт, возносясь к облакам, сверкающий шпиль тайбэйского небоскреба и сразу – будто кто-то переключил телевизионный канал – мелькнули крыши пагод и распахнул пасть, кося лиловым глазом, золотой дракон.

Она попыталась вздохнуть и едва не поперхнулась – горло сжало огненной болью, скрутило спазмом. Сквозь мутную дрожащую дымку проступили мечущиеся из стороны в сторону силуэты – цветные пятна на темном фоне.

– Пить, – прохрипела девушка и облизнула потрескавшиеся губы.

Вода, ей нужна была вода, хотя бы немного, хотя бы глоток. Перед ее внутренним взором пели водопады, журчали ручьи, плавно и неспешно несли свои волны могучие реки.

Она бы заплакала, но слез не осталось. Болели воспаленные опухшие глаза, и казалось, что все тело одновременно и плавится, и немеет. Наконец там, во сне, ей удалось, царапая пальцами пол, приподняться – и тут же, будто соткавшись из стального тумана, вокруг нее с лязганьем выпростались из земли железные прутья. Ломая дерево, пробивая стены и потолок, они сомкнулись вокруг нее, став клеткой, и иглами ушли вверх, к алому небу, истекающему огнем.

А потом из-за стены пламени на нее глянули круглые рыбьи глаза то ли беса, то ли божка, и неожиданно рядом раздались чьи-то шаги, вынырнула из пылающей хмари высокая темная фигура.

– Девушка, – произнес чей-то гулкий, до боли знакомый голос. – Девушка, вы живы?


Александра с криком очнулась и резко села в кровати, схватившись за горло. Ни разу в своей жизни она не испытывала такой чудовищной, нечеловеческой жажды. Девушка глотнула всухую и заскулила от боли. Было страшно, очень страшно.

Она спустила ноги с кровати и попыталась встать, но сил не осталось. Казалось, Саша долго бежала по пустыне, а не спала в собственной комнате, в окружении давно привычных и знакомых с детства вещей. Цепляясь рукой за спинку кровати, девушка поползла к двери. Рот горел, горло сжималось, будто вместо воздуха его заполнял мелкий песок.