(кое-что о драконах)
Васиного ответа на первую мою фразу обычно приходится дожидаться по десяти минут. Это сейчас он разогрелся. Вася – идеальное испытание для холерика.
Мне нравится смотреть, как его ореховые глаза смеются над стеклом, пока он тянет прохладно-розовую безмятежность. Вася поглощен процессом. Я жду, когда его трубочка издаст финальный «хрюк». Я предлагаю игру. Сейчас Вася разжат и почти счастлив. Сейчас у нас что-то получится. Мы играем в «одно слово».
Я говорю:
– Когда-то…
– давно, – подхватывает собеседник с не обсохшим коктейлем на губах, —
– в
Вася: – девятнадцатом [ого!]
– веке
– люди
– читали
– романы [о!],
– танцевали,
– веселились,
– пели,
– женились… [Вася, неожиданно!]
– Но
– вдруг
– в
– городе
– появился
– дракон.
– Он
– был
– таким
– неудачливым [ясно, что это Васино альтер-эго]
– и
– одиноким [это факт].
– Отчаянно [что это я?!]
– рвал [о!]
– занавески,
– постельное [ты не оставляешь мне вариантов!]
– белье,
– дневники [Вася, отлично!],
– промокашки,
– шапки…[если бы ты знал, как ты абсурдно прекрасен!]
– И
– однажды
– к
– нему
– приехал
– папа [Вася живет без папы],
– сказав [немного усложняю]
– дракону:
– «Ты
– закончил? [удивительная находчивость!]
– Тогда
– пойдем [ну, допустим]
– домой».
– И
– они
– пошли
– домой.
Я говорю: «Пойдем домой, Вася. Ты здорово поработал! Спасибо за денежку. Пойдем, я тебя немного провожу». Вася спрыгивает на пол, пружинит в своих маленьких кроссовках и, следя за границами линолеумных клеток (он не наступает на границы), осторожно прыгает к выходу.
(спасение от)
Мы проходим несколько метров, и Вася делает мне подарок. Он сообщает нечто драгоценное, а именно: придуманную им самим теорию, которой он ни с кем не делился и не поделится.
Она касается опыта, который дети обычно всерьез не анализируют. Они могут шутить об этом. Могут шутить об этом абстрактно, дразнить этим друг друга. Но никогда не рассказывают о своих секретах внутри этой темы.
Вася опрокидывает все мои представления об открытости и закрытости кого бы то ни было.
На ходу он тихонько рассказывает мне теорию «антипокака» в общественном месте – например, на улице маленького городка, где полторы кафешки на два километра. Оказывается, самое главное в критическом случае – быстро идти вперед, высоко поднимая колени. И самое лучшее, что может встретиться тут, – лестницы, ступеньки, по которым нужно подниматься. Главное – не спускаться. Главное – не смотреть вниз. Вася не может ходить в туалет в школе и «художке» (а он и ту и другую странным образом посещает).
Вася признается, что в особенно сложной ситуации, уже влетев в свой подъезд, он бежит по лестнице вверх, на восьмой этаж. И это помогает! Потом с достоинством поздороваться с бабушкой, медленно снять куртку, разуться – и только тогда спокойно идти куда надо.
Он говорит (тут прорывается небывалая отчетливость его самопонимания): «Я это представляю. Ана… анатомически. Когда поднимаешь ногу, ОНО лезет внутри тебя вверх. Надо не давать ему спускаться. Когда так долго делаешь, потом не хочется».
Я потрясена. Я поняла, что нам надо спешить. Да вот, дом его бабушки уже за деревьями. Но я не хочу выдавать своего потрясения. Васина доверчивость не должна быть взбаламучена. Вася не знает о моих стеклянных особенностях, но хочет помочь. Он придумал нечто, что, как он полагает, пригодится и мне при схожих обстоятельствах. Мне нужно быть очень точной, мне нужно быть на уровне Васиной смелости. Меланхолически замечаю (хотя иду быстро, из сопереживания невольно слишком задирая колени): «Здорово. Но дело в том, что вместе с покаком часто приходит попис. Ты не придумал, что нужно делать в этом случае? Мне это важно знать».
