Рассматривая чуть светящиеся сплетения, Кимриналь подспудно удивилась, до чего красив и сложен оказался узор. Роддвар был так прост с виду, что она втайне ожидала и в незримом найти такую же незатейливость. Оказалось иначе – и очень гармонично, и неожиданно сложно.
Спустя пару минут Кимри разглядела нить, не ведущую вовне – та замыкалась сама на себя. И ещё одна. Кэриминка столкнулась с проблемой: она не знала, как определить, с кем связывает та или иная ниточка, и как спросить об этом, тоже понятия не имела. Если только…
– Роддвар, можно я… прикоснусь? Я не знаю, что будет, если плохо – скажи сразу, ладно?
– Давай, – кивнул он. – Не бойся.
Кимриналь протянула руку и едва-едва, самым кончиком пальца, притронулась к бирюзовой петле.
– Что это?
– Мама, – немедленно отозвался северянин.
Кимри отдёрнула руку, потом тронула другую, чуть более тёмную петлю.
– А это?
– Отец, – тут же откликнулся Роддвар и посерьёзнел, опуская руки. – Странное чувство…
– Плохо?! – вскинулась Кимриналь.
– Нее… – он нахмурился, подбирая слова. – Как будто только что видел сон про детство. Куча картинок перед глазами.
И тут Кимри нашла свободную нить. Она не уходила прочь, не повисала безвольно, а словно стремилась тоже свиться в петлю, тянулась сама к себе, подрагивая напряжённо. Кимриналь чуть коснулась её.
Роддвар вдохнул и выдохнул:
– Руни…
Тонкая ниточка вдруг поросла густым искристым инеем, замерцала и зазвенела – и в разум Кимри хлынул поток образов: высокая девушка-подросток, одетая в тёплую куртку из волчьего меха и песцовую шапку, бежит по снегу, хохочет, подхватывает пригоршню снега и, оборачиваясь, бросает прямо в него; та же девушка зовёт его к колодцу, склоняется над стоящим рядом ведёрком и вдруг достаёт из него ледяную корону, тонкую, с длинными прозрачными зубцами – за ночь забытая вода застыла на поверхности, вырастив ледяное чудо; а вот он неловкими пальцами сплетает кожаный шнурок, увязывает в него пихтовые шишки, ястребиные перья и сухой черноягодник – завтра у сестры день рожденья; вот они вместе лежат на огромной копне, накрывшись тяжёлым одеялом из медвежьих шкур – и смотрят в небо, обвитое трепетным зелёным огнём…
Кимриналь очнулась от глухого сдавленного звука. Роддвар сидел, закрыв лицо руками.
– Что я натворила! Прости!
– Не, – он поспешно утёр глаза рукавом и обернулся с улыбкой. – Не-не-не! Слушай, это было… Я боялся её вспоминать, понимаешь. Боялся думать о ней. И мне уже начало казаться, что кроме того дня, когда она погибла – нет и не было ничего… Праматерь Химлен! Ты натворила чудо, сестрёнка!
Роддвар сгрёб кэриминку лапищами и крепко стиснул, горячо дыша ей в макушку.
– Ты натворила чудо, – повторил он шёпотом. – Спасибо!
Кимри чувствовала себя странно. Было радостно, что она, кажется, сделала доброе. Но и слегка неуютно. Как-то много стало в последнее время объятий. Ей, сторонившейся лишних прикосновений, сложно было воспринимать их как должное. Она даже не могла разобраться, приятно ли это. Но не вырываться же, когда человек так искренне радуется…
Отпуская названную сестру, Роддвар в придачу взял её обеими руками за голову и одарил крепким поцелуем в лоб.
– Ты-то увидела, что хотела? – спросил он, пока Кимри приходила в себя.
Она кивнула:
– Думаю, да. Хотя, это нужно ещё осмыслить.
– Ну, если надо будет, ты говори. Я всегда рад помочь. А теперь пошли в столовку, а? Жрать хочу, мочи нет!
