– Все после, – жестко сказал командир, уловив его взгляд.
Они справились с заданием блестяще, без шума и пыли, зачистили все, как приказал генерал, и были свободны. Вертолет должен был прибыть через каких-то полчаса, и группа выжидала.
Витя все смотрел в сторону той полосы, и не мог разглядеть, что же там, все-таки, было. Пустошь?
– В радиусе двух километров все чисто, – вдруг услышал он голос командира и обернулся. Тот смотрел на него сквозь стекло шлема. – Можешь отлучиться, у тебя десять минут.
Во взгляде бывалого солдата помимо обычной жесткости неожиданно появилось понимание. Конечно, он не мог не видеть, как любопытно было молодому бойцу увидеть что-то, о чем он раньше только читал.
Витя благодарно пробормотал «так точно, спасибо» и, не обращая внимание на недоуменные и даже немного насмешливые переглядывания сослуживцев, побежал в сторону той полосы. По мере его приближения все больше чувствовалась влажность, а под ногами вяз песок. Наконец, он стал близок настолько, что мог разглядеть – это была не пустошь, ведь пустошь не могла двигаться. Когда Невольский подбежал совсем вплотную, вдруг, словно дожидаясь его все это время, выглянула луна.
Витя застыл, потрясенный тем, что было у него перед глазами. Это был океан. Самый настоящий водный простор с попеременно набегающими волнами и рябью, искрящейся от блеклого холодного лунного света. Ветер поднимал брызги, не долетающие до стоящего в оцепенении Невольского, а плескавшиеся обратно в воду. Волны то набегали на берег прямо ему под ноги, то сходили на нет, возвращаясь обратно в океан, который поглощал эту волну следующей. Точно так же, как эта следующая волна пожирала предыдущую, чтобы выброситься на берег, еще дальше, пожирало Витю восхищение перед величием стихии. Он завороженно наблюдал за пузырьками образующейся на гребнях пены, и только наклонился, чтобы потрогать воду пальцами, как вдруг понял, что нельзя.
Величественный океан, когда-то давно описывавшийся в книгах как голубая водная гладь, был серым, а пена, маскирующая свой цвет в свете луны – желтоватой. Он знал, что почти вся вода в мире была отравлена, и это сделали люди.
Невольский, наконец, оторвал глаза от воды, и посмотрел по сторонам. Весь берег, насколько хватало возможности увидеть, был усеян лопнувшими ракушками и костями много лет назад выброшенной на берег рыбы и морских обитателей. А сколько еще мертвых животных и рыб плавает в отравленной радиацией воде, когда океан сначала выбросил их на поверхность, а потом, лизнув берег волной, забрал обратно? Некогда прекрасный голубой океан превратился в кладбище его безгласных и ни в чем не повинных обитателей, которых убила горстка людей, нажавших на несколько кнопок ядерного оружия уже почти четверть века назад. И так эти люди поступили со всем миром.
Витя попятился, только теперь чувствуя, как хрустят под ногами смешавшиеся с песком кости. Все это было настолько страшно и больно, что затмило даже прилив адреналина на только что завершившейся операции и восхищение перед бесконечной водной гладью. Это был акт зловещего торжества человека над стихией, настолько жуткий, что перехватывало дыхание. Люди не имели права так поступать.
Но даже стоя перед отравленной бесконечностью, Невольский все равно ощущал себя крохотной букашкой рядом с чем-то за пределами человеческого познания. Даже давно умерший океан представлял собой нечто, способное смести людей без особого труда, и это не могло не заставлять сердце биться быстрее.
