Тоннели слегка расширились и ульнары почувствовали себя свободнее. Холодящие травяные запахи стали ощутимы и для человеческого носа, хищники же пришли от них в сдерживамое лишь волей Гинрумана волнение. Хвосты их распушились, поднялись и загнулись, подрагивая, трепеща, выражая крайнее возбуждение близостью противника.
На перекрестках тоннелей, сходившихся ровными углами и подтверждавших тем подозрения в искусственном их происхождении, мелькали золотистые тени, но шедшие впереди ульнары не реагировали на них, позволяя признать остаточным явлением. Вспыхивавшие перед взглядом Гинрумана искры уверяли в высокой концентрации святого поля, рассеянном излучении, производимом источником высокой мощности. Будучи достаточно опытным в определении, Гинруман был уверен в наличии поблизости реликта времен до Войны Заточения. Исходя из насыщенности излучения и его пульсации, он должен был оказаться или накопителем святого поля, которые богомольцы научились использовать в качестве оружия или обнаруженными в пустыне останками некоего великого воина— чудотворца, сражавшегося в древние времена на стороне Создателя.
Очередной перекресток проявил требуемое направление восторгом прохладного воздуха, оглушающего пряными, скребущими горло ароматами пугливых благовоний, сладостью белесого свечения, трепетом обреченных голосов. Прижимаясь к стенам, солдаты осторожно продвигались, тогда как ульнары, менее осторожные и более быстрые, взволнованно вздымающие головы, напрягшие густые короткие гривы, не боялись выйти и на середину тоннеля, присыпанного обломками потолка, едва слышно подвывая от близости врага, возбужденные золотистым блеском, рассыпанным в воздухе ядовитой пыльцой.
Всплески золота оставили глубокие кратеры в камне возле лап шедшего первым ульнара. Отпрыгнув к стене, он тряхнул головой и зарычал, но медлительный собрат его был менее удачлив и в следующее мгновение рухнул, рассыпая превратившийся в золотую пыль череп. Арсенал оружия богомольцев впечатлил Гинрумана. Давно уже не доводилось ему встречаться со столь хорошо оснащенным противником и на мгновение мысль об отступлении заволокла разум. Армиолы учили, что любой маневр должен быть осуществлен, если представляет собой преимущество. Выполненная задача, уничтоженный противник, сохраненные ресурсы и боевые единицы имели большее значение, чем проявленная горделивая доблесть, в особенности, если рассуждать о ней приходилось после смерти храбреца. Бездумная трата ресурсов в отчаянной попытке превзойти противника вызывала большее осуждение гатрианских командиров, чем осторожное отступление, но потеря времени привела бы к бегству богомольцев либо позволила им воспользуются имеющимся у них оружием. В обоих случаях они, вероятнее всего, использовали бы некое чудодейственное средство, чего не следовало допустить.
Гвардейцы открыли ответный огонь. Гинруман вскинул оружие, но враг оставался невидимым для него за поворотом тоннеля и потому он медленно двигался вперед, наблюдая за ульнарами, переключаясь с одного на другой, чувствуя, как приближаются к нему, волнуясь за хозяина и вожака своего, отставшие члены стаи.
Золотая волна ударила его в левое плечо, сбивая с ног, искристая тень метнулась прочь, но один из ульнаров мягким прыжком настиг ее, ударом черных когтей вспоров человеку горло. Сдернув дымящийся наплечник, поводя рукой, убеждаясь, что она сохранила подвижность и не лишилась прочих свойств, Гинруман приблизился к захлебывающемуся пенящейся кровью богомольцу.
