Я слушал и млел, попутно старательно запоминая поток информации. Это я удачно встрял в грязь. И удачны человек меня оттуда вытащил…
Я еще не успел и номер записать, а пока что безымянный мужик тракторист перешел уже на личности, начав поименно перечислять всех местных проходимцев, шельм и просто алкашей, кому доверять ну никак нельзя. Вскоре я понял, что у этого деревенского мужика нейтрального о ком-то мнении нет вообще – в отличие от нас городских – а он о человеке отзывался либо положительно, либо жестко отрицательно. И никаких серых тонов – либо белый, либо черный.
Интересно что он думает обо мне…
Хотя можно и не спрашивать – я в принципе уже и сам догадывался.
И при этом чувствовал я себя просто обалденно – вот так вот, весь в грязи, стоя посреди разбитой грунтовки у черта на куличках, выслушивая лекцию от незнакомого деревенского мужика, понимая, что придется потратить часы на чистку машины, я стоял и улыбался до ушей, голова продолжала чуть кружиться после крепкой сигареты, а настроение витало под самыми облаками, если даже не выше.
И когда я себя так хорошо чувствовал в городе? Да может и никогда…
**
До деревушки я все же доехал – той самой окольной дорогой, что немалую часть пути шла через лесную просеку. По пути встретилось несколько укутанных зеленью кирпичных осколков далекого советского прошлого, то ли заброшенных, то ли даже недостроенных. И наконец я взобрался до возвышения, на котором раскинулась деревня. И здесь я остановился надолго, влипнув взглядом в один из самых потрясающих весенних видов на моей памяти – вдаль и вдаль тянулись кое-где уже распаханные, а кое-где еще нетронутые клинья полей и перелески, убегала вдаль узкая блескучая лента той самой речушки, зажатой корявыми старыми ивами. В груди что-то зашевелилось, словно сердце забилось о ребра, сигнализируя – вот и найдено то самое место для жизни. Красивая глушь – как ты и хотел.
Тяжело вздохнув, я выбрался из машины, обошел ее и взглянул на деревню. Ну… мне потребовалось минуты две, чтобы в деталях разглядеть мертвое селение, от которого, по сути, осталась лишь одна улочка, вдоль которой стояли длинные бревенчатые дома. А вон и тот дом, чье фото имелось в объявлении – только фотографировали его с фасада, а я стоял в начале улицы и смотрел на перекошенный бок и частично проваленную крышку. Да… это не дом, а мертвец. И печная труба покосилась. Зато рядом с этим участком граничил совсем другой – с куда более современным домом, затянутым пластиковой обшивкой, с сетчатым высоким ограждением. Ворота распахнуты, на площадке свободно стоят две машины – синяя короткая Нива, покрытая грязью до крыши и белый Уазик на очень внушительных «зубастых» колесах, стоящий передом к выезду, словно рисуясь установленной лебедкой. Никаких признаков жизни на участке не было – не считая дремлющей на воротине черной кошки – и я пошел по улице мимо, отметив про себя ухоженный сад, чернеющие землей пока пустые грядки огорода, обложенный голышами колодец и многое другое, что даже исконно городскому жителю говорило, что здесь живут люди хозяйственные. Впечатление от сельской идиллии чуток портили установленные под коньком крыши камеры и закрепленные на рабице забора объявления, что ведется круглосуточное наблюдение, а во дворе злой алабай без привязи. Я невольно ускорил шаг, причем двинулся в обратном направлении.
