— Блядь! — процедил я, в сердцах пнув угол тумбочки. — Лина! — позвал громко.
Линка не отозвалась. Ни слова, ни полслова. Да блядь! Мало мне матери, ещё и эта будет выпендриваться!
Приподнятое до этого настроение скатилось в яму. Более неудачного момента, чтобы появиться, мать выбрать не смогла. В этом была она вся.
— Лина! — рявкнул я ещё раз. И опять ничего.
Выругавшись, открыл её комнату и…
— Да чтоб тебя! — процедил сквозь зубы.
На всякий случай заглянул в свою спальню, в третью комнату — ни хрена. Кроссовок Линки тоже не было, только джинсы на диване. Резко накатил не пойми откуда появившийся страх. У неё даже телефона нет. Только куртка и дешёвые домашние штаны, которые я купил ей пару дней назад. И как её искать?! На улице херачил дождь, куда она могла пойти, я не имел понятия. Схватил ключи, наскоро обулся и вылетел из квартиры. Уже у подъезда накинул капюшон.
— Лина! — рявкнул так, что у самого заложило уши. С ограды рядом вспорхнула птица.
Двор был пустым и безлюдным. Я бросился между домов, в переулок, откуда забрал Ангелину несколько дней назад. Пусто. Везде пусто! Вдруг заметил пятно на площадке в соседнем дворе. Присмотрелся. Под крышей низкой детской горки что-то мелькнуло.
В секунду перемахнул через ограду, ещё через одну. Лина заметила меня, но сбежать не попыталась. Сидела на перекладине, как воробей на жёрдочке.
Чтобы не шибануться о крышу, пришлось нагнуться. Но здесь хотя бы было сухо.
— Какого чёрта ушла? — спросил с непонятно откуда взявшейся злостью. Да я реально был зол, причём сейчас не на мать — на эту зеленоглазую.
— Отвечать обязательно? — спросила она язвительно.
Только глаза выдавали, что до язвительности были слёзы.
Я хмуро смотрел на неё. Не прошло и пяти секунд, как подбородок Лины задрожал, а глаза опять наполнились слезами. Отвернувшись, она всхлипнула. Плечи затряслись. Я коснулся её, и она сразу дёрнула плечом.
— Не обращай ты внимания на мою мать. Она в целом неплохая. Порой её заносит, но с этим ничего не поделаешь. Я у неё единственный ребёнок, она меня безумно любит. Думаю, поэтому и шпарит порой дичь. Лин…
Ангелина замотала головой. Надрывисто вздохнула, вытерла слёзы и снова заплакала.
— Тебе… Тебе повезло, — сквозь плач выдавила она. — У тебя мама есть. А я… Права она, Егор. Кто я такая? Кто? Я… Я, наверное, уйду. Так лучше будет.
— Вообще-то я сказал, что ты моя девушка, — признался я, снова касаясь её плеча.
Она резко вскинула голову. Лицо было заплаканным, зелень глаз стала особенно выразительной от влажного блеска. Губы Лины приоткрылись.
— И зачем? Зачем ты соврал?
— А что, если не соврал? — тихо спросил я, присаживаясь на перекладину рядом.
Держал взглядом. Зачем соврал? Да хрен знает. Само собой вырвалось. Но сейчас понимал: почему бы и нет. Неспроста же появился страх, когда она ушла. И к себе её забрал я тоже неспроста. Да и сейчас чувствовал нечто такое… То, чего раньше не было. Тепло, что ли. Внутри себя, в сердце.
— Не шути так, — прошелестела она глухо.
— Я не шучу.
Мы замолчали, а дождь продолжал барабанить по металлической крыше. В скворечнике детской горки, отделённые от всего мира водяной стеной, мы просто смотрели друг на друга.
— Я не отпущу тебя, Ангел. На улице тебе не место.
— Только поэтому не отпустишь?
— Не только. Ты готовишь вкусно. И… ты, как-никак, теперь моя девушка. С чего мне тебя отпускать?
— Я ещё не соглашалась, — тихонько сказала она.
