С осажденными начались муторные переговоры. Им предложили транспорт, деньги и свободный выход в обмен на освобождение заложников. Первое время они колебались, была надежда, что предложение будет принято. И вот теперь – отказ.
Снова писк радиостанции.
– Восьмой?
– На связи.
– Подойди сюда. Они разрешили проход одного человека в нашу сторону.
Ну, раз так… Выхожу из-под козырька над подъездом, откуда я все время наблюдал за окнами квартиры, и топаю в сторону оцепления. Всей спиной чувствую шарящий по ней взгляд: кто-то рассматривает меня через прорезь прицела. Неприятное и хорошо знакомое ощущение. Приходилось мне и раньше вот так ходить туда-сюда. Только было это достаточно далеко, не думал, что в Москве буду испытывать его снова.
Прохожу мимо насупившихся полицейских. Ребята мрачные, чувствуется, что они тоже весьма напряжены.
Вот и группа начальства, стоят чуть в стороне. На фоне осажденного здания, под прицелом камер стоит «говорящая голова» – заместитель начальника центра общественных связей подполковник Горшенин. Неприятная личность, откровенно говоря. Он вообще не кадровый сотрудник, из политиков каких-то. Прислали его откуда-то сверху, мотивируя тем, что освещать деятельность спецслужб перед общественностью должен человек, пользующийся у этой самой общественности авторитетом и уважением. Абсолютно не уверен в том, что он нужными для этого качествами обладал, но, видать, нажали на наше руководство основательно. Сослались на западный опыт, мнение различных «уважаемых» людей… словом, получил этот деятель погоны подполковника и теперь время от времени вещал что-то такое умное (ну, это как ему самому казалось) с экрана телевизора. Для того чтобы нейтрализовать последствия этого назначения, к нему прикрепили старого и битого жизнью оперативника – майора Максимова, который и следил за содержанием его речей, умело его корректируя. Так что вред от болтовни Горшенина был пока минимальный. Всерьез его никто не воспринимал, он это чувствовал и злился, платя всем той же монетой. Но вот перед телекамерами подполковник совершенно преображался. Откуда только что бралось?! Глядя на него, и впрямь можно было поверить, что он хорошо разбирается в том, о чем говорит. Хрен его знает, может быть, так и было? Не совсем же круглым дураком он был раньше? Вполне мог и научиться чему-нибудь полезному… Бывали, знаете ли, случаи. Система и не таких переваривала.
Подхожу к руководству. Тут почти весь ареопаг. Даже начальник городского управления прибыл. Докладываю обстановку.
– Вот что, капитан, – говорит мне кряжистый полковник, представитель ЦСН. Знаю его, приходилось в деле видеть, серьезный мужик.
– Мы сейчас пытаемся пройти в здание под землей. Придется пробить стену в подвал, обойти кое-что. Давай, время тяни. Эти сволочи попросили им кое-что принести. Пару телефонов, водки. В общем, сходи, поговори, прикинь там, что к чему.
Получаю от него пакет и поворачиваюсь, собираясь уходить.
– Капитан!
Оборачиваюсь. Это Горшенин.
– Подойдите сюда!
О, Господи, ну за что мне этот крест?
– Слушаю вас, товарищ подполковник.
– Что вы можете сказать об обстановке?
Он что, совсем лопух? Что такого он рассчитывает от меня услышать?
– Ничего особенного рассказать не могу.
– Но как же так? Вы же находитесь в самой непосредственной близости к этому месту!
– Ну и что? Ни с кем из преступников я не разговаривал, за руку не держался.
