– Ну ты же знаешь, фуфла не держим, – с достоинством ответил тот и, ещё раз оглядев их стол, спросил: – Может, вам орешков купить, чтобы было чем рот занять, а то, смотрю, заскучали что-то…
– Ой купи, купи орешков, Лёшенька, родной, а то шампусик закусить совсем уж не-е-че-ем, – плаксивым голосом запричитала Гордеева, тем самым как бы подтверждая фразу, как-то брошенную их учителем химии: «Тебе, Гордеева, не на иняз надо идти, а в театральный – в тебе актриса умереть может…» На что та мгновенно среагировала: «А я, Борис Иванович, после иняза обязательно в кружок запишусь, в театральный, и буду Мальчиша-Кибальчиша на английском играть, чтобы буржуины понимали, чем это всё для них закончится. А пока можно я буду химические реакции в лицах показывать?» – «Да показывай, как хочешь, только помни, что без пятёрки по химии тебе серебряной медали не видать…»
Ленка достала из сумки ещё трёшку и сказала:
– Серёжа, возьми салатик нам, ну хоть один на всех – всё будет лучше, чем совсем ничего.
Шершень пошёл к стойке и стал рядом с Хроном, ждущим, когда на него обратят внимание. Лёха, повернув к нему голову, хитро улыбнулся и спросил:
– А что, Серый, может, тебе денег занять? Девочек подпоишь, понт бросишь. Смотри, какой шампусик клёвый – «Мускатное Игристое»! Девочки после шампанского добрее становятся, глядишь, и тебе чего отломится…
– Да тут шампанское – двенадцать рублей бутылка…
– Вот и бери двадцатку, как раз на бутылку и на салатики хватит, а орешки – от нашего стола вашему. Но отдашь тридцать, через две недели, по пятнадцать в неделю. Хочешь?
Шершню до такой степени захотелось бросить понт, резко поднять свой авторитет в Таниных глазах… да и перед Гордеевой покрасоваться – совсем не последнее дело, тоже потом доброе слово о нём может молвить в высоких кругах… что он уже для себя решил: будь что будет, как-нибудь рассчитаюсь! Он часто-часто закивал головой, и Хрон, вытащив из кармана несколько купюр, незаметно сунул ему в руку, тем самым как бы давая понять, что девочки не узнают, откуда вдруг к Шершню приплыли деньги на такое праздничное, дорогое угощение. Серёжа повернулся и дал знак Вовику, чтобы тот подошёл. Селиванов, приблизившись к стойке, спросил:
– Ты что, Серый, салат донести сам не можешь?
– Да нет, я решил бутылку и ещё три салата взять.
На что Селиванов удивлённо посмотрел на него и пробормотал:
– А бабки откуда?
– Да за подкладку завалились, вот, нашёл неожиданно, – радостно сказал Шершень, и Вовик заметил, как Хрон, хмыкнув, подавил готовый вырваться смешок.
Лена, увидев водружающуюся на стол бутылку «Мускатного Игристого», сделала большие глаза, вопросительно посмотрела на ребят и сказала:
– Ну вы прям-таки балуете нас, простых советских школьниц, в четверг-то вечером…
На что Шершень патетически провозгласил:
– Красивым девочкам – красивую жизнь!
А Селиванов добавил:
– Особенно вечером в четверг! Тем более что праздник сегодня.
– А какой сегодня праздник? – спросила Таня.
– Последний четверг на этой неделе, – так же патетически провозгласил Вовик. – А завтра знаешь, какой праздник?
– Не-ет, а какой?
– Первая пятница на этой неделе! – на что Гордеева захохотала, уткнувшись лицом в ладони, и, отсмеявшись, с интересом посмотрела на Селиванова.
Шампанское дало толчок новой волне смеха и разговоров, анекдотов и шуток, и они не заметили, как досидели до закрытия. Выйдя на улицу и вывернув карманы, подкладки, сумки и кошельки, наскребли на такси до их спального района. Все вместе вышли у дома, где жили девочки (отвезти Вовика и Шершня денег уже не хватило). Гордеева сразу попрощалась и отправилась домой. Селиванов тоже, постояв пару минут для приличия, заспешил – у него не было возможности предупредить родителей, что он задержится…
