– Какой я тебе Муркель, ты чего несёшь? – прошептала Аня, дёрнув меня за рукав.
– Тише ты, давай позабавимся. Старикан явно не в себе! Бухает, видать, по-черному, вот ему рыцари и мерещатся. Муркель – это крошка по-немецки.
– Опять на мой рост намекаешь? – нахмурилась подруга.
– Ой, извини. Это случайно вышло, – сказала я. Совсем забыла, что подруга на полголовы меня ниже. У меня метр семьдесят, у неё метр шестьдесят.
Аня ничего не ответила.
– Ладно, будешь Брёзель, – невозмутимо ответила я.
– Брёзель – это что?
– Крендель, – улыбнулась я.
– Голодная ты, что ли? – заметила Аня. – Всё у тебя названия какие-то хлебобулочные. Нет, уж лучше Муркель.
– Ладно, не бурчи, – улыбнулась я и обратилась к старику. – На нас тут… разбойники напали. Мы еле от них отбились. Чуете запах, дедушка?
Старикан потянул носом. Поморщился. Кивнул.
– Это останки тех, кого мы прикончили. Вот, успели меня щитом ударить, – я показала на шишку на голове. – Но ничего. Им крепко досталось. Я всех положила…
Аня снова дёрнула и прошептала: «Мы с тобой выглядим, как два мужика, забыла?»
– То есть я хотел сказать, что всех прикончил, – поправилась я. – Короче. Нам нужно попасть в ближайший… город. В деревне вашей мне делать нечего. Так что, подвезёте?
– Садитесь, господа, милости прошу, – сказал старикан, и мы, покидав пожитки незадачливого реконструктора, потащились дальше в гору. До её вершины было ещё километра два, может больше, но отсюда её было не видно: всё скрывали густые заросли.
5. Глава 5
Некоторое время ехали молча. Мы с Аней морщились с непривычки. Оказывается, ехать позади лошадей – то ещё удовольствие. От них ужасно пахнет чем-то. Забавно: в кино такого не показывают. Сел человек в седло и помчался по своим делам. Красота, романтика, скорость. А тут ничего из перечисленного. Пыль, неприятные ароматы и тащимся еле-еле. Аня шёпотом спросила меня, чего мы тащимся, нельзя ли побыстрее? Может, сказать старику, чтобы поторапливался? Я ей так же тихо ответила: животных бережёт. В горку-то им с таким грузом нелегко. Подруга кивнула молча.
– Давненько тут у нас разбойников не водилось, – сказал вдруг старик. – Последние годов двадцать всё больше дракон озорничает. То корову украдет, то баранов штук пять сразу в пасть засунет. Ну, а уж рыцарей с оруженосцами перемолотил, – целое кладбище вышло б, если бы собрать в одном месте их бренные косточки. Да кто их найдёт? Эхе-хе…
Аня посмотрела на меня выразительно. Покрутила пальцем у виска, показав на возницу. Мол, дедушка-то совсем чердаком протёк, раз говорит такое. Его бы в сумасшедший дом определить на казенное пропитание, чтобы людей не пугал своими байками из склепа. «Ну чего ты в самом деле? – спросила подругу шёпотом. – Чудит старикан, бывает в таком возрасте. Может, деменция у него или ещё что-то».
– Дедушка, а что за дракон такой? – спросила его. – Мы о нём слышим в первый раз.
– Правда? – удивился старик. – Видать, вы из далёких мест к нам прибыли. Ну, как же! Зовут его Диакронт, и зверь огромный, страшный. Я сам наблюдал его только один раз. Ох, страху натерпелся! Да простят господа мои слова, но думал, что штаны обмочу. Такой ужас был, не приведи, Господи!
Возница мелко перекрестился. Я обратила внимание, что сделал он это как-то странно: не справа налево, как православные, и не щепотью. Двумя перстами, слева направо. Мне это показалось странным. Какое-то смешение традиций. Слева направо совершают крестное знамение католики, а двумя перстами – православные раскольники, которые в России появились после церковной реформы в XVII столетии. Но чтобы одновременно… Видимо, Аня права. Старик просто сумасшедший.
