Во время подавления тамбовского восстания 1920–1921 годов новая советская власть расстреляла, умертвила газами по разным оценкам от 70 до 90 тысяч крестьян. Всего жертвами красного террора по британским данным было 815 тысяч крестьян, 193 тысячи 290 рабочих. В стране с июля 1918 года по февраль 1922 года действовало 610 чрезвычайных комиссий разного уровня, которые занимались интенсивным террором якобы во имя утверждения русского культурного кода. Против казаков-крестьян применялся геноцид в точном смысле этого слова. В начале 1920 года было истреблено около 130 тысяч уральских казаков. Весной 1921 года, во время подавления Западносибирского крестьянского восстания было расстреляно 75 тысяч крестьян.
Я напоминаю о жертвах войны советской власти с восставшими против нее русскими крестьянами не для нагнетания эмоций, а для определения смысла, содержания понятий, которыми оперируют у нас сегодня сторонники особой русской, общинной, коммунистической цивилизации. При анализе реальной истории становления «советской системы» возникает, как я уже пытался показать выше, целый ряд вопросов философского, методологического свойства, и без ответа на них нельзя определить ни природу русскости, ни исторический смысл перестройки, ни содержание проблем, которые решает сегодняшняя посткоммунистическая Россия, и которые откровенно игнорируют нынешние последователи учения Николая Данилевского об особой русской цивилизации.
Я не говорю об очевидном, о том, что для сохранения правдоподобности учения об особой коллективистской русской цивилизации уже ее основателю приходилось вступать в конфликт с правдой, с научной совестью. Все дело в том, что учение об особой славянской цивилизации в точном смысле этого слова Николаю Данилевскому так и не удалось создать. Это знали и понимали и многие его современники, к примеру, Владимир Соловьев. Об этом я пишу более подробно в разделе книги, специально посвященном критике учения Николая Данилевского. А после нашего страшного русского XX века его последователям приходится просто врать, третировать правду нашей советской истории. Но я сейчас не об этом.
Сейчас я о том, где все же искать природу, корни русскости. В программе большевиков, которая воплощалась в жизнь с помощью беспрецедентного в истории человечества насилия, или в требованиях русских крестьян, которые, как известно, не приняли ленинскую программу создания трудовых коммун, ленинский проект организации труда на земле в национальном масштабе? И здесь возникает до сих пор не только не исследованная, но и не осознанная проблема. Какому из двух, трех русских проектов, с которыми пришла наша страна к 1917 году, больше всего соответствовала перестройка Горбачева? Спор о перестройке сегодня неизбежно превратился в спор о природе русскости. Ни Горбачев, ни его команда, начиная свои демократические перемены, не имели об этом ни малейшего представления. Правда, спор о перестройке – это спор не о нынешней природе русскости, которая возникла в результате социалистической переделки русского человека, о а той природе русскости, которая существовала и жила накануне 1917 года.
Что получится, если мы лишим русскость всех тех, кто, как я, считает, что русская культура является неотъемлемой частью европейской, христианской цивилизации? От русскости в духовном отношении мало что останется, если мы выведем за ее рамки и русскую литературу, и русскую общественную мысль, которые создавались под непосредственным влиянием общей европейской культуры! И вообще, можно ли использовать понятия
