– Это не так, милый Глеб, – вдруг засмеялась Полина, – с чего ты взял, что мы тут чего-то боимся? Это вы выходили на танки и защищали демократию. Сейчас это просто невозможно, пойми. Ваше поколение благополучно устроилось, не все, конечно, а мы, молодые, просто не помним социализма, нам уже досталась перестройка и перевернутые понятия о том, что такое хорошо и что такое плохо. Мы не пойдем разбрасывать прокламации, мы не революционеры, что ты.
– Постой… Неужели вас всё устраивает в этом порядке вещей? Читала ли ты Достоевского? Мне кажется, в России сейчас полный разброд в умах, и стоит только появиться какой-то силе…
– Наоборот, нет никакого разброда, есть оформленные цели. Мы хотим жить так, как мы этого заслуживаем, и мы будем так жить. Но не путём разрушения, отнюдь. Давай все-таки спать, я уже не хочу шампанского, я уже очень устала. Я постелю тебе внизу, а сама пойду наверх.
– Нет, Поленька, я боюсь, а вдруг эти страшные глаза, – притворяясь испуганным, заговорил Глеб.
– Ну, хорошо, я спою тебе колыбельную песенку, ты заснёшь, а я буду стеречь твой сон, чтобы никакие злые духи не могли прилететь за твоей душой. Ты доволен? – она улыбнулась одними глазами, бесовские огоньки заплясали в её глазах при неверном свете свечи.
– Поленька, и всё-таки, я не жалею, что уехал. Ты тоже должна отсюда вырваться, обязательно, обязательно, здесь все осталось по-старому, я это чувствую, все это спокойствие напускное, я чувствую…
Но она уже решительно стала его поднимать и тащить в комнату. Комната была чуть больше веранды, у стены стоял диван, покрытый пёстрым покрывалом. У окна стоял стол времен бабушкиной молодости и пара стульев. Напротив дивана стояло старое кресло, очевидно, раскладное.
– Ну, давай, потихоньку раздевайся, что ли.
– Ой, щекотно, девушка, вы меня раздеваете, а это неприлично, право же…
– Глеб, ну что ты как маленький. Я сейчас вынуждена буду тебя отшлёпать, как строгая мама.
– Давно меня не шлепала такая прелестница, – мечтательно протянул Глеб, но все-таки начал раздеваться, – Посиди со мной, я хочу, чтобы ты меня держала за руку, слушай, как мне с тобой хорошо, хоть ты и строгая.
Полина помогла ему улечься на диван и укрыла одеялом. Потом расправила кресло, бросила простыню, сняла свитер и улеглась. Расстояние было между креслом и диваном было меньше метра. В темноте сверкнуло что-то вроде кулона на цепочке.
– Что это?
– Так, талисман. Не обращай внимания.
– Похоже на кольцо.
– Ага… Помнишь, братство кольца… Кольцо с магической силой, а я его берегу. От злых людей. Оно дает магическую силу…
– Послушай, ты все время шутишь? В чем сила талисмана?
– Он меня охраняет от грехопадений. От вторжений мужчин в мое сознание. Мужчин нужно опасаться примерно также как нашествия марсиан.
– Очевидно, ты много читаешь фантастики.
– Много. Люблю, когда предметы начинают жить своей жизнью, все таинственно и непонятно. А так-то скука ведь, сплошная обыденность и реалии.
– Ты меня пугаешь.
– А ты не пугайся. И давай спать.
– Я хочу, чтобы ты была со мной.
– Ты же пьян, как не знаю кто. Давай утром разберёмся, что к чему.
– Тогда руку мне дай.
– На. – Она протянула руку, он ее поцеловал, обхватил руками и закрыл глаза.
За окном крикнула ночная птица. Кто-то заскрёбся в углу. Наверное, мыши, подумал Глеб, пытаясь заснуть. Он не мог наброситься на женщину, если она этого явно избегала. Это было как табу, которое никогда нельзя было нарушать. Тёплая рука подрагивала в его пальцах. Давно он так не спал с женщиной платонически. Господи, она же ему в дочки годится, подумал он, уже засыпая.
