Окончание своей речи оратор буквально просипел.
Мы переглянулись со Стрельниковым. Остаться в такое время без оружия – это всё равно что выйти голым на Красную площадь. Всякий, кому не лень, может обидеть, а тебе даже срам прикрыть нечем.
– Оружие не отдам, – от ненависти губы штабс- капитана побелели.
– Не дурите, капитан! Это не последние в вашей жизни железяки, чтобы из-за них лишать себя жизни, – предостерёг я его. – Не забывайте, что у нас, кроме этого оружия, имеется кое-что ещё.
Я забыл сказать о том, что по моей просьбе Зимин Иван завёл дружбу с машинистом паровоза и экспроприированное нами у бандитов оружие и графские побрякушки были надёжно укрыты под толстым слоем угля в паровозном тендере.
– А как быть с нашей честью, есаул? – желваки на скулах офицера сделались каменными.
– Я думаю, что не будет много чести в том, что после вашей детской выходки все здесь присутствующие будут подвергнуты ещё большим унижениям.
Штабс-капитан ожесточённо засопел и отвернулся к окну.
– Полноте, голубчик, – графиня умоляюще скрестила на груди свои руки. – Не о себе пекусь. Пожалейте моих девочек!
Щёки офицера предательски покраснели.
– Извините, графиня, я не подумал. – с трудом выдавил он из себя.
– Бог с вами, господа, – попытался разрядить обстановку граф. – Ещё навоюетесь.
– Не приведи, Господь, – перекрестился Зимин. – Видит Бог, я уже навоевался.
Я поймал на себе испуганный взгляд Луизы и ободряюще ей улыбнулся. Она облегчённо вздохнула и робко улыбнулась в ответ.
В этот момент двери купе распахнулись, и на пороге возникла уже знакомая кожанка.
– Граждане, попрошу вас сдать оружие и драгоценности, – просипел хриплый голос.
«О как! И драгоценности тоже», – усмехнулся я про себя, а вслух поинтересовался:
– Послушайте, товарищ, а как быть с оружием, которое нам выдало общее собрание солдатского комитета полка?
– А для чего оно его вам выдало?
– Дак это все богачества, которые мы сробили за четыре годочка окопной жизни, – пришёл ко мне на помощь Зимин. – А выдали нам его, браток, для того, чтобы мы дома смогли своих богатеев передюжить и к ногтю прижать.
Я с уважением посмотрел на унтера. Во чешет! Не ожидал!
– А если вам оружие выдал полковой комитет, то по такому случаю и документик должен иметься, – просипела кожанка.
Комиссар, видно, принадлежал к числу идейных пролетариев.
– А то, как же… – Иван бережно развернул затёртую бумажку. – Всё чин по чину.
Кожаный товарищ, прищурившись, внимательно рассмотрел печати и подпись, затем зачем-то их понюхал и с недовольным видом вернул владельцу.
«Что, сорвалось?» – молча посочувствовал я и протянул свои документы.
– На офицеров такие мандаты не распространяются, – хмуро бросил он, но бумагу развернул.
Внезапно недовольные морщины на его лице разгладились, и он заинтересованно спросил:
– Извини, браток, ты какого полка будешь?
– Первый казачий Амурский полк. Там ведь всё написано.
– А почему тогда один едешь? Ваш полк ведь уже вернулся.
– Дела были… – неопределённо пожал я плечами.
– Здорово помогли нам твои однополчане супротив мятежников, – кожаный товарищ протянул мне документ. – Не то что Второй Амурский, те вместе с Гамовым решили задушить молодую революцию.
Действуя по принципу «куйте железо, не отходя от кассы», я подтолкнул комиссара к выходу из купе.
– А ну-ка, товарищ, давай выйдем на свежий воздух.
Когда мы оказались в коридоре одни, я достал из нагрудного кармана гимнастёрки мандат и, доверчиво склонившись к уху комиссара, произнёс:
