И только когда «скорая» резко затормозила на подъездной дорожке, мигая проблесковыми маячками, светя фарами и треща рациями, все окончательно пробудились. Первое, что увидели гости, были вбегающие в дом врачи «скорой» в светоотражающих куртках. Миро указал им наверх. Ботинки прогрохотали по лестнице, а потом… потом те же люди отнесли кого-то вниз. Кого-то с лицом, расписанным маркером. Серого и обмякшего.
Врач сказал в рацию:
– Мужчина, восемнадцать лет, УДП.
«Это Нолан? – в ужасе шептали гости, в жесточайшем похмелье выбираясь из дома. – УДП?.. Умер до прибытия “скорой”?»
Уже в субботу вечером новость распространилась как лесной пожар. Хотчкиссы прервали деловую встречу в Лос-Анджелесе и вернулись, чтобы предпринять все, что только можно, но было уже поздно. Весь город знал, что Нолан Хотчкисс умер на собственной вечеринке. Предположительно, от переизбытка веселья.
Более мрачные слухи утверждали, что Нолан сделал это намеренно. Бэкон требователен к наследникам, и возможно, это наконец допекло даже золотого мальчика Нолана.
Когда в субботу утром Джулия узнала новости, у нее перехватило дыхание. Ава трижды хваталась за телефон, прежде чем заставила себя успокоиться. Мак долго смотрела в пустоту, а потом залилась тихими горькими слезами. А Кейтлин, так долго желавшая Нолану смерти, невольно пожалела его семью, хотя он разрушил ее собственную. А Паркер? Паркер пошла на пирс и уставилась в воду, спрятав лицо под капюшоном. Ее сердце тяжело билось в ожидании надвигающейся мигрени.
Потом они созвонились и долго и горячо шептались. Они ужасно себя чувствовали, но они были неглупыми девочками. Рассудительными девочками. Нолан Хотчкисс умер, диктатора средней школы Бэкон Хайтс больше нет. Значит, больше не будет слез. Не будет травли. Не будет вечного страха, что он расскажет их самые страшные секреты – ведь Нолан откуда-то слишком много знал. Ни одна живая душа не видела, как этой ночью они поднимались наверх следом за Ноланом, – они приняли для этого все меры. Никому и в голову не придет связать их с Ноланом.
Единственная проблема заключалась в том, что кое-кто их все-таки видел. Кто-то знал не только о том, что они сделали этой ночью, но гораздо, гораздо больше.
И собирался заставить их заплатить за это.
ПЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ
Солнечным утром в четверг Паркер Дюваль с трудом пробиралась через запруженные коридоры средней школы Бэкон Хайтс – школы, которая раздавала Макбуки как… ну, скажем, как яблоки, и кичилась высшим средним баллом в тестах на проверку академических способностей во всем штате Вашингтон. Белые буквы кричали с багровой растяжки под потолком:
ПОЗДРАВЛЯЕМ, СРЕДНЯЯ ШКОЛА БЭКОН!
ПО ДАННЫМ
«Ю.С.НЬЮС ЭНД УОРЛД РИПОРТ»
МЫ ПЯТЫЙ ГОД ПОДРЯД СТАНОВИМСЯ ЛУЧШЕЙ СРЕДНЕЙ ШКОЛОЙ
НА ТИХООКЕАНСКОМ СЕВЕРО-ЗАПАДЕ!
ВПЕРЕД, РЫБА-МЕЧ!
«Да пошли вы!» – хотелось крикнуть Паркер, но она, понятное дело, ничего не крикнула; это было бы слишком даже для нее. Она окинула взглядом коридор. Стайка девушек в коротких теннисных юбках толпилась вокруг зеркала у шкафчиков, старательно поправляя блеск для губ на своих и без того безупречно накрашенных лицах. В нескольких шагах от них парень в рубашке с воротничком на пуговицах, сверкая белоснежной улыбкой, раздавал листовки к предстоящим выборам школьного самоуправления. Две девушки, выпорхнув из аудитории, прошли мимо Паркер. Одна из них говорила:
