–Что ты здесь делаешь? – крикнула я.
Йон так и подпрыгнул на месте. Он не видел меня, или же понадеялся на свою бесшумность и так увлёкся делом, что не заметил, как просчитался? Глядя на его опешившее выражение лица, я уже жалела о том, что отреагировала так резко.
–Я…. Извини, я не хотел тебя напугать.
Дежа Вю, Дежа вю…. Уже второй раз встречаемся и второй раз застаём друг друга врасплох. Теперь он произносит ту же фразу, которую несколько дней назад говорила я. Забавно. Чувство замешательства сменяется раскаянием: реакция Йона не была такой резкой.
–И что же ты всё-таки делаешь, – сказала я, не форме вопроса, а словно говоря сама с собой.
Только тогда я заметила его странное выражение лица с изумлённой улыбкой.
–Что-то не так?
–Нет, – замотал головой он. – Просто беру образцы.
Он закупорил колбу, повернув чёрную крышечку. Так вот откуда шёл тот скоблящий звук. И что за образцы? К чему они?
–Здесь красиво, да?
–Угу, – задумчиво кивнул парень.
–Вы, учёные, видите в этих болотах лишь горстку химических элементов, правда? – с грустью произнесла я, прижавшись затылком к стволу дерева. – Смотря на воду, в умах писателей рождаются приключенческие романы, в сердцах поэтов – стихи о жизни или о любви, а на ваших разлинованных листочках проявляются лишь сухие формулы.
–Такая уж наша работа.
–Да я и сама не любитель всей этой ванильной поэзии. Но с Перфундере всё иначе. Понимаешь?
–Кажется, да, – серьёзно кивнул парень. – Ну, мне пора.
–Удачи!
Он повернулся спиной к болоту и ко мне и занёс ногу над тропой, по которой, очевидно, пришёл сюда, как вдруг… поставил её на место и замер, словно пытаясь решиться на что-то или задавая себе некий внутренний вопрос. Цепляясь руками за ветви Развариуса, Йон перебрался по тонкой линии ровного берега и присел на корень в метре от меня. На его лице было написано замешательство, сложный мозговой процесс, похоже, не касающийся проведённой только что научной операции. Я попыталась взглянуть в его опущенные глаза и спросить, что случилось, как вдруг его брови надломились. Приняв серьёзное выражение лица, Йонсон сам задал мне свой вопрос:
–Ты ведь не боишься этих мест, да?
Его слова в данном месте прозвучали так нелепо, что я едва смогла сдержать смех. Однако Йон вовремя спохватился и изменил формулировку вопроса:
–Я знаю, ты – гид этого года. Тебе было страшно вести группу через Винджейское болото?
–Конечно, я боялась! Ведь они новенькие! Страховка – это, конечно, одно, но мало ли что. Ответственность меня немного пугает.
–А за себя? Ты боялась, что с тобой может что-то случиться?
–Боялась ли я провалиться сквозь мостик и погибнуть в пасти винджейских вод?
–Да, да, – нетерпеливо кивнул он.
–Нет. Пусть мои слова не прозвучат излишне самоуверенно, но мои колени не подкашиваются при виде кислотных болот.
Йон смотрел мне в глаза и, похоже, отчаянно пытался разглядеть в них ложь, шутку, какой-либо подвох, но не мог. А я смотрела в его глаза, глубокие, тёмно-серые, умные глаза, и не понимала, к чему ведёт весь этот разговор.
–Почему?
–Потому что я люблю болота, – без тени сомнения произнесла я, хоть и чувствовала, как странно звучат мои слова, и не надеялась на понимание, – Мне нравится разнообразие, индивидуальность каждого водоёма, оттенки и свойства болот. Эти водоёмы живые. Иногда мне кажется, что они дышат.
–Свен, – он впервые обратился ко мне по имени, – Ты, правда, так думаешь?
