Подняв глаза от бумаг, директор глянул на стоящего рядом и хмыкнул:
– Видишь, легки на помине.
И, посмотрев в мою сторону, продолжил:
– А почему ж это, скажи на милость, этот твой Колька не пришёл просить о переводе в другую группу, а ты решил за него хлопотать?
– Дело в том, что это я уговорил всех на агронома идти, потому что такая специальность очень интересная, а теперь ошиблись, и его в другой список.
– Вот видишь, уже хорошо, что сам попал в нужный список, если неравнодушен к агрономической науке. А Кольку твоего ты зря уговаривал поступать на агрономический факультет. Его вот Федор Митрофанович в два счета переубедил учиться на зоотехника.
– Не, Колька ничего такого не говорил, и переживает очень, что его не туда записали.
Стоявший у стола мужчина выпрямился и, повернувшись ко мне, вмешался в наш разговор:
– Профессия зоотехника тоже не менее востребованная на селе. Животноводческих специалистов даже больше сейчас требуется, скажу я тебе. И престиж этой специальности не меньший. Просто в этом году заявлений на этот факультет поступило почему-то мало.
Движением руки, директор прервал его объяснения, и немного повысив голос пояснил:
– Тут ситуация несколько сложнее, чем тебе кажется. Дело в том, что и завуч вот, и педсовет в какой-то мере решили поддержать настрой вашего дружного коллектива на получение сельскохозяйственных специальностей. Может, ещё и благодаря тому, что вы все пятеро дружно показали высокие знания в области математики. Зато успехи в русском языке у вас оказались совершенно слабыми. И только благодаря тому, что Фёдор Митрофанович чутко уловил ваш коллективный настрой на обучение сельскохозяйственным премудростям, вы оказались все пятеро зачисленными на первый курс. А если ваш Колька не захочет обучаться на зоотехника, то в приёмной вон полно желающих заслуженно занять его место. При этом учти, что там найдутся действительно заслуживающие его место, потому что многие имеют знания по русскому языку гораздо выше, чем ваши с Колькой.
Я стоял, понурив голову, так как выяснилось, что мы действительно, наверно, завалили диктант, и только заступничество за нас этого Фёдора Митрофановича помогло оказаться в списках зачисленных. Молчание затянулось, Федор Митрофанович стал что-то обводить карандашом на бумаге, а директор ещё раз глянул на меня и уточнил:
– Ты всё понял из того, что мы тебе объяснили?
Я взволновано закивал головой и промолвил:
– Понял, конечно, понял, особенно когда про русский сказали.
– Так как же, в свете открывшихся новых обстоятельств, будем теперь решать вопрос с вашим Колькой?
– Александр Яковлевич, он согласен учиться на зоотехника, а тем более, что он не сам, а я им про агронома настаивал.
– Ну, вот и хорошо. Иди теперь согласовывай этот вопрос и с самим Колькой.
Забыв попрощаться, выскочил из кабинета и пошёл к пацанам, ожидавшим меня на скамеечке за клумбой. Рассказал им, что мы на самом деле плохо написали диктант, и что нас зачислили только из-за того, что за нас перед директором заступился какой-то важный мужик из техникума. И что если Колька или кто из нас передумает учиться, то к директору выстроилась целая толпа тех, которые сдали экзамены, наверно, намного лучше нас, но их не зачислили. Колька сразу же согласился учиться на зоотехника. Даже и не заикнулся возражать. Потом даже придумали, что мужика, за нас заступившегося, нужно было бы как-то отблагодарить. Вполне приличным было бы угостить его нашим мёдом домашним, но мёда осталось уже совсем немного. И угощать такими остатками было неудобно. Вдобавок на меня все насели, что я даже не сообразил спасибо сказать директору и мужику тому, что заступился за нас.
