Перлы - страница 48
Заниматься тем, что любишь. А если ничем не можешь, не хочешь и бесит, то ходить из угла в угол и громко вещать о том, как все бесит, объяснять это невидимому собеседнику: как себя жалко, какие все дураки, почему тебя недооценивают в этом мире, и почему этот мир вообще кривой на все шишки и ничего в нем не хочется. Это тоже работает в плюс, если довести до абсурда. Если сходить с ума, общаясь с иллюзиями, – лишь бы выливалось.
Слово о том, от чего хочешь отречься, имеет силу отречения. Слово о том, что хочешь призвать, имеет силу призыва. Даже если никто не слушает, подсознание всегда очень внимательно, слышит каждый вздох, каждую мысль. В какой-то момент оно насыщается, находит свой главный ответ, посылает мысль о происходящем идиотизме, и отпускает.
На первых порах помогает интенсивное физическое. Кому-то секс, кони, балы, бассейн, спарринг, плавание, прогулки, работа… Ненадолго, но дурь вышибает, дает продохнуть. Движение тела помогает выплескивать накопившуюся внутри боль. А там, где место расчищается, всегда появляется идея. Это зеленый свет. Даже если кажется бредом.
Мужчины – воины, каждый может все. Каждый способен быть героем. Даже локально. Даже если подвиги никто не ценит. Не видит. И не хочет. Если осуждает любое действие. Если не верит. Не надо верить в это в ответ. У всех ситуаций есть свое зеркало. И там, где минус, всегда найдется равносильный плюс. Отрекаться – значит брать на себя бремя раба, который обслуживает тех, кто верит.
Даже в Вальхалле сражаются просто во имя сражения. Это древний стереотип – он в нашем подсознании, а значит – работает. Всегда после боя случится пир, где можно будет о своих деяниях громко рассказать, и все поддержат. Найдутся валькирии, что поднесут за это мед. И будет Рагнарек, где все все равно погибнут. Но сама суть мужчины – бой. И бой как танец. И танец как медитация. И медитация как познание себя. Все это бой. Все это движение.
Любое движение – это определение себя. Потому что иногда только движущийся объект можно заметить. Рассекать волны, сражаться, брать планки, двигаться, менять восприятие, играть с разумом, перемещаться в пространстве. Все, что угодно, только двигаться. Поднимать зверя. И быть внимательным, потому что Цель появится, как зверь на охоте. Мелькнет, замрет, помчится прочь. И тут надо взять.
В лесу много дичи, но охота удастся, если не упустить хотя бы одну. Охота удастся, если по-настоящему устать от погони, даже не догнав зверя, и в эйфории воскликнуть: "отлично, я хочу еще". Даже если цель убежала, быть готовым еще. Славная охота – не та, где поймана дичь, а та, где охотник чувствовал себя охотником. И если дичь наконец станет целью, то охотник превратится в стратега и тактика, дипломата и дельца, он непременно поймает своего зверя, достигнет свою внезапную цель.
Быть может, я нихрена не понимаю мужскую точку зрения, все эти "а зачем", бесконечную ротацию по привычкам, стереотипам, побегам и однообразию, но вот моя. Даже если не ясно, куда идти, если планирование не помогает, не появляется ни воли, ни желаний – просто разогнать кровь на свежем воздухе. Бессмысленного движения нет.
Новая кровь. Новый бой. Новая охота. Втянешься. Отдохнешь. И снова. Разгонять энергию в пустоте. Быть двигателем. Моделировать события. А значит, раз так случилось, что цели нет, стать Творцом по ходу дела. Что-то непременно будет сотворено. Может, это и запланировано.