Галя, конечно же, могла бы прояснить сложившуюся ситуацию, но имелся один нюанс, заставлявший Антона сдерживать своё желание как можно быстрей оказаться у себя дома. Отношения с женой разладились ещё месяцев пять назад. Без видимой на то причины, почти в один день. В тот самый, когда Антон попал под сокращение в инженерном отделе конструкторского бюро. Инженером он был хорошим, но из всех предложенных на сокращение кандидатур выбрали именно его. Коллеги не сдерживали снисходительно-довольных улыбок, когда им огласили вердикт. Соблюдая относительный политес, хлопали Антона по плечу, говорили: «Всё наладится, чувак, ты не переживай». Но и Антон, и те, кто более-менее его знал, понимали совсем обратное – ничего уже не наладится. Так оно и вышло. На работе перевели в пыльный архив на нулевом этаже без окон и с зарплатой, больше походившей на пособие по инвалидности. Словно насмехаясь над ним, в первый же день на новом месте сломался и лифт, на котором надлежало спускаться в подвал, – вечно застревал между первым и нулевым этажами, так что целый час приходилось ждать монтёра. Сломался лифт и на второй день, и на третий. Никто не собирался чинить его основательно. И Антону приходилось пользоваться альтернативным маршрутом – пробираться на рабочее место через десяток замысловатых коридоров, тянущихся от противоположного конца здания института. Это тоже занимало около часа, поскольку на каждом из переходов нужно было пройти контроль. Жизнь, которую кирпичик за кирпичиком выстраивал Антон долгие годы, рухнула как карточный домик в одну секунду. И за её обломками обнажилось всё то, что до этого было скрыто: супруга подала на развод, немногочисленные друзья перестали звонить, даже любимая собака Пуша стала его сторониться. Детей они с Галей завести не успели, а то бы и они, надо полагать, шарахались бы теперь от отца как от чумного. Антон и на дачу-то сегодня ездил не просто так, а с определённой целью. Но и на то, чтобы её осуществить, духа у него не хватило. Лузер – одно слово. Он представил, как зайдёт вот сейчас в дом и спросит Галю:
– Дорогая, посмотри на меня и скажи, я это или не я?
И как это будет выглядеть? На месте Гали он в ту же минуту собрал бы вещи и уехал жить к маме, подальше от психопата.
От вокзала до дома идти было минут двадцать. Антон то ускорял шаг, то замедлял, то вовсе замирал на месте, стараясь продумать линию своего поведения. Ведь нужно же что-то делать! Он достал мобильник и впервые внимательно посмотрел на свои руки. Да как же сразу-то он не заметил, что и руки совершенно другие?! И зеркало тут ни причём. В этом освещённом одним единственным фонарём переулке нет никаких зеркал, и нет возможности создать графическую иллюзию. А руки тем не менее не его. Чужие. Крепкие, холёные, подёрнутые ровным загаром. Это тело, в котором теперь находилась душа Антона, явно не знало физического труда. Пусть сам Антон и был инженером, но даже у него имелись мозоли и заусеницы по краешкам неровных ногтей. А сейчас всё идеально. Зачем он телефон-то вообще достал? Ах, ну да… Там же есть функция зеркала. Сейчас… Антон быстро отыскал нужную иконку, нажал – и на него снова уставилось всё то же лицо, с которым он познакомился в туалете. Да кто же ты, парень?
В эту секунду мобильник завибрировал и зазвонил. От неожиданности Антон выронил его из руки, и тот, завертевшись в воздухе, полетел на канализационную решётку, от вибрации съехал с чугунного ребра и улькнул во мрак ливнёвки. Антон присел, попытался просунуть в решётку руку, но это оказалось невозможным. Мобильник продолжал играть одну из мелодий Стинга. На экране большими буквами светилось имя звонившего – ГАЛЯ.
