Вова. Здесь самое место жареной куре.
Но не абстрактно, а всё как в натуре.
Чтоб слюнки взахлёб, то есть полная течка!
И крупно: «Кафе “Райское местечко”»!
Даша. А если назвать «Трактир “Пегас”»?
И кратко, и звонко, и радует глаз!
Гена. «Пегас» – это скучно. Напыщенный слог.
А ежели «Райский» назвать «уголок»…
Даша. А если «Эдем»? Не гульба в ресторации,
а именно сад! Всюду нимфы и грации.
Ручей!.. А в кустах затаился сатир…
Вова. Вы этой фигнёй разукрасьте сортир!
Мне надо еду! Чтобы всюду – еда!
Даша. Еда пусть из рога летит вот сюда:
на сад, на деревья. И вводит в кураж
и в трепет. А здесь мы устроим витраж,
цветной и подсвеченный сильным лучом…
Вова. А я здесь заделать хотел кирпичом…
Гена. Конечно, витраж! Это стильно и смело.
Но я предпочёл бы, чтоб всё было бело,
Чтоб каждый своё мог представить…
Даша. Прости,
До белого нужно ещё дорасти.
Вова. Оставьте свой бред для ушей психиатра.
Здесь будет кафе, а не сцена театра!
Мне нужно, чтоб горы жратвы на стене!
А стекла понравились. Это – вполне…
8. Про третий глаз и белых обезьян
Вова. и Даша.
На крыше сидит Ху-Пунь. Он в астрале, медитирует. Вова, выглянув из слухового окна, некоторое время наблюдает за ним.
Вова. И долго он может сидеть без движенья?
Даша. Хоть целую ночь.
Вова. Ни фига достиженье!
Что, дел никаких? Время некуда деть?
Даша. А это и есть его дело.
Вова. Сидеть?!
Даша. Да нет, путешествовать.
Вова. Сидя на крыше?
Даша. Значительно дальше,
значительно выше!
Вова. И что же он видит, недвижим и нем?
Даша. Весь мир.
Вова. Бред какой-то!
Даша. Доступно не всем.
Вова. Ну, я допускаю: Ху-Пунь – это класс!
Но в чём его понт?
Даша. Он открыл третий глаз.
Вова. Как – третий? Не понял я…
Даша. В каждом из нас
незримо присутствует внутренний глаз.
И если направить и зренье, и слух
в себя, в те глубины, где кроется дух,
отринув при этом бытийную прыть,
то глаз этот каждому можно открыть
и стать богоравным…
Вова. А если по мне,
двух глаз человеку хватает вполне.
Даша. Нет, этого мало! Ах, как бы хотела я
наш мир ощущать как единое целое,
незримое видеть, скользить по лучу…
Вова. Ну ладно, а если я тоже хочу
в себе устранить этот страшный изъян?
Даша. Не думай про белых, как снег, обезьян…
Вова. Ни в мыслях, ни в жизни,
ни трезвый, ни пьяный
я с белой не сталкивался обезьяной.
А то бы, наверное, сам побелел…
Даша. Не думай и дальше. Так Будда велел.
Вова. Вы здесь меня держите за дурака:
глаза, обезьяны!.. Достали! Пока!..
9. В музее
Вова, Гена и Даша.
Гена. (Вове.)
Глазей, выбирай – для кафе, для души…
Как выберешь – скажешь.
(Даше.)
А ты запиши.
Вова. Не фрукты, а бред!
Гена. Молодец! Возмутись
и дальше.
Вова. Тут Ма2тисс?
Даша. Точнее, Мати2сс.
Вова. Зачем его публике надо совать?
Совсем не умеет чувак рисовать,
а вот ведь висит, популярен и сыт!
Гена. На лапу кому-нибудь дал – и висит…
Вова. Пика́ссо? Я слышал про это Пабло.
Квадратные яблоки!.. Что ли, назло?
Даша. Скорее, нужда человека заставила.
У них, у кубистов, есть четкое правило:
все круглое в мире должно быть
квадратным…
Вова. А мне этот мир показался отвратным!..
(Идут дальше.)
А вот то, что надо! Взгляните сюда:
Здесь фрукты так фрукты, еда так еда!
Ведь жил паренек аж в семнадцатом веке,
а мазал покруче, чем эти калеки!
Даша. Они небогатыми были, увы,
Писали по памяти, из головы.
Гена. С натуры писать – это ж надобны средства!
Даша. Сезанн вспоминал абрикосы из детства.
Гена. А Пабло Пикассо и вовсе был нищий —
продукты писал он с коробок от пищи:
