Первоистоки Русов - страница 39

В пограничных с «эдемом» областях расселения Хомо сапиенс сапиенс, спустя время, началось скрещивание его с иными подвидами. Безусловно, в подобном смешении принимали участие не только неандертальцы, но и прочие архаические подвиды, этим, и только этим, можно объяснить необычайно широкую палитру нынешних этносов.

Мы не знаем точно, какое время первые кроманьонцы находились на своей первичной прародине, – сейчас это установить невозможно. Да это и не столь важно для нас. Важно другое: спустя тысячелетия кроманьонцы появились в Европе, обладая своей, ярко выраженной культурой, своими традициями и своим языком, выработанным, развившимся до определенной степени на первичной прародине и принесенным ими в новые места обитания.

Напомним, что только они из всего вида Хомо сапиенс обладали полностью развитым голосовым аппаратом («удлиненная глотка» непосредственно над голосовыми связками и гибкость языка, что давало возможность оформлять и издавать четкие звуки, гораздо более разнообразные, чем те, которые были доступны ранним людям, и несравненно быстрее»[9]). Этот момент чрезвычайно важен для нас. Особая способность к слову, образному мышлению, без которого слово мертво, и вдобавок ко всему – длительное компактное проживание основного ядра Хомо сапиенс сапиенс, все это породило ситуацию, радикально отличную от ситуации всех предыдущих миллионов или сотен тысяч лет существования его предшественников. Развитый по тем меркам язык был сильнее и нужнее всего прочего – любых орудий труда, оружия, умения владеть огнем, физической силы и т. п., ибо он давал четкую согласованность действий во всем и везде: в работе, на охоте, в столкновениях с иными племенами, а главное, в планировании любых работ, охоты и боевых операций. По этой причине Хомо сапиенс сапиенс из поколения в поколение на протяжении тысячелетий очень твердо и цепко держался за свою способность облекать мысли в слова, за свой язык. Более того, сейчас мы можем с полной уверенностью сказать, что сам язык, родовой язык кроманьонцев сохранялся не просто из соображений практичности и целесообразности. Он хранился тысячелетиями на ритуально-магическом уровне стариками, жрецами-волхвами и их окружением. По мере удаления от родового ядра сложившегося изначального праэтноса менялись языки пограничных слоев кроманьонцев, скрещивающихся с неандертальцами, менялись все более в зависимости от степени удаления.

Вместе с тем новый, более совершенный язык, новый менталитет и новые традиции активно привносились в консервативную среду иных подвидов – вне всяких сомнений, наряду с растворением и поглощением пограничных слоев шло активное смешение «старого» и «нового» миров, более того, шла активная языково-культурная экспансия, языково-культурная ассимиляция подвида Хомо неандерталенсис и ему подобных, в том числе и более архаичных, стремительно растущим численно подвидом Хомо сапиенс сапиенс. Образно выражаясь, продукт Сверхэволюции поглощал все вокруг себя, доказывая на деле, что побеждает не количество, а качество. Дети богов впитывали в себя архантропную среду… Но и архантропная среда впитывала в себя детей богов. Для нее это был единственный шанс вырваться из животного мира, подняться на ступень выше, выжить не в качестве постепенного «озверения» и превращения в питеков-обезьян, но выжить, породнившись с человеком – избранником Сверхэволюции, уцепившись за него как за соломинку. Скорее всего, это происходило на уровне инстинкта самосохранения. Но полностью отрицать возможность и сознательного выбора части неандертальцев мы не можем. С поправкой на то, что глубокого сознания, в нашем понимании, и комплекса сущностей, определяемого как «душа», у них не было. На первый взгляд ситуация парадоксальная и явно «лишняя» – по нашим представлениям о замысле Высшего Разума. Но только она допускала многовариантность «развертывания» человека в рамках его программы и не давала ему возможности «сколлапсировать» внутрь самого себя (хотя, как нам известно, значительная часть Хомо сапиенс сапиенс на нынешнем уровне достаточно успешно инволюционирует и «свертывается», причем уже не только в пределах количественной «допустимой погрешности», а значительно превышая ее).