Первоклашка - страница 2

Вот Захар с мамой пробираются к дому сквозь сильную вьюгу, заметающую всё вокруг. Ему 3 года. Он укутан в свитер, пальто, детские валенки, шапку с опущенными ушами, завязанными на подбородке, и шарф до самого носа. Сверху мама ещё зачем-то обвязала его своим серым пуховым платком. Получилась неуклюжая и неудобная «конструкция», которая здорово мешает двигаться. В какой-то момент мама отпускает руку, он отстаёт на несколько шагов, и ветер сбивает его с ног. Захар падает лицом в снег и не может подняться из-за того, что одежда сковывает любые движения. Его почти сразу начинает заметать снегом. Он слышит мамины крики, доносящиеся сквозь порывы ветра, но не может ответить, продолжая лежать лицом вниз и слизывая языком с губ и подбородка налипший снег… Нет, в тот момент у него почему-то не было страха. Видимо, весь страх ушёл к маме. Потом Захар сидел дома за столом в кухне и пил горячий чай с батоном и кизиловым вареньем. В дверной проём он видел часть единственной в их квартире комнаты, где отец хлопотал над лежащей на диване мамой. Она почти не двигалась и не разговаривала. На лбу у неё лежала какая-то мокрая тряпочка. Вот именно тогда Захар впервые сильно испугался и заплакал: ему показалось, что мама умирает…

Он на секунду опустил глаза с экрана и за удалённым от него краем стола увидел маму и отца. Они что-то обсуждали, не замечая его. Удивлённый, он хотел было подойти, чтобы поговорить с ними, но на экране замелькали новые кадры, и Захар отвлёкся…

Уже в десятилетнем возрасте он, в красной пилотке и с повязанным на шее красным галстуком, стоит на линейке в пионерском лагере «Альбатрос». Линейка заканчивается, отряды расходятся, и они с закадычным приятелем Пашкой бегут через лесок к небольшой речке, протекающей неподалёку. Там, у самого берега, между старой корявой ивой и камышами, из остатков арматуры, больших и маленьких веток, старательно сооружён «штабик»: нечто среднее между землянкой и конурой. В «штабике», укрывшись от посторонних глаз, спокойно могут уместиться два небольших человека в сидячем положении. Запыхавшись, пионеры вползают в укрытие. «Галстук снимай, провоняется!» – командует Пашка, снимая с себя пионерский галстук, комкая, и пряча его в карман. Из другого кармана он достаёт чуть примятую мягкую пачку сигарет «Новость», вытряхивая из неё несколько недокуренных и одну целую сигарету с фильтром.

«С фильтром, понял? С белым! В деревне, у пивной бочки нашёл! Там ваще иногда по полпачки целых выбрасывают! А у тебя чо?» – Пашка кивает на карман Захара. Тот достаёт несколько окурков, среди которых, в основном, «Прима» и один с фильтром. Пашка возмущён: «Ты чо, дурак? Без фильтра ваще не бери! От них рак губы будет!»

Пашка старше Захара на год, соответственно лучше «знает жизнь», и уже поэтому все его мнения считаются безоговорочно авторитетными. «Смотри, чем заедать будем!» – Пашка снова лезет в бездонный карман и достаёт обрывок газеты, в который завёрнуты два ломаных куска хлеба с тмином и сушёные семена укропа, – «Понял? После этого изо рта ваще не пахнет! Потом конфетку – и всё! И руки немного мякушкой потри, Медуза ещё и руки нюхает!»

Старшая вожатая, по кличке Медуза, получала от кого-то из девчонок сведения о том, что в отрядах курят. Это строжайше не соответствовало уставным и моральным нормам советского пионера, поэтому она решительно взялась за выявление «преступников», обнюхивая каждый день один из отрядов перед завтраком, обедом и ужином… Захар пробует затягиваться дымом, как учил его опытный Пашка. Дым едкий и противный, лёгкие будто набивают поролоном, и дышится тяжело. К тому же после этого подташнивает и постоянно тянет плеваться. Захар понимает, что это занятие не для него, но ведь нельзя показать, что ты «слабак», «слюнтяй» и «не мужчина»! Он ведь уже не «первоклашка» какой-нибудь! Окончен третий класс, ещё годик – и у него за плечами начальное образование! А это значит: «прощай детство» и «да здравствует взрослая жизнь!» И Захар терпит…