По крайней мере, мы сами шли на работу, а то вон по дороге ковыляли наши соседи – колонной по одному, а с обеих сторон шагали конвоиры. Шаг влево, шаг вправо…
По-моему, эту картинку уловили многие, укрепляясь в верности своего выбора. Лучше уж с Кузьмичом ишачить, чем вот так, как взаправдашние каторжане!
– А ты чего без каски? – обернулся ко мне Бунша.
– Так мы ж еще не пришли.
– Надень, надень…
Я спорить не стал, натянул. Техника безопасности – превыше всего. А кстати…
– Кузьмич, – начал я, – можно вопрос?
– Хоть два! – фыркнул Бунша.
– Я заметил, что дверь в бараке запирается на засов только изнутри, то есть нас никто особо не сторожит. А зачем же тогда решетки на окнах? От этих… упырей?
– От них, гадов, – кивнул Кузьмич и приподнял полу своей куртки. Я увидел кобуру у него на поясе, из которой торчала рукоятка «Стечкина». – Видишь? И еще у Туки с Катоо по духовому ружью – они стреляют отравленными иглами. Ну, здесь-то еще ладно, всех упырей повывели, а вот на дальних участках их хватает. Цверги говорят, что именно в этом… как его… ТБ помещается упыриная матка. Они как рой – матка откладывает яйца, из них выводятся упыри-добытчики, упыри-охотники и упыри-солдаты. Добытчики, те мелкие и не шибко опасные, а вот солдаты… Те еще твари! Маскируются так, что рядом пройдешь и не заметишь. Буквально на голом месте притаиться умудряются! А уж как они быстры… да и силушкой не обижены. Упырь может на четырех лапах бегать, а может и на двух, как мы, так что не доверяйте силуэту!
– А почему упырь? – поинтересовался Полторашка.
– А он, как вурдалак, любит горло рвать и кровь хлебать. Понял?
– Ага…
– Кузьмич! – донесся голос издалека.
Все обернулись. К нам ленивой трусцой подбегали трое гвардейцев.
– На вашем участке упыря видели! – доложил старший, мордатый и усатый, вытирая беретом потный лоб. – Комендант велел посторожить.
– Понятно, – кивнул Бунша. – Лишних стволов не бывает!
Переговариваясь, бригада вышла к участку, и мне сразу нашлась работа – загонять вагонетки на эстакаду и грузить самосвал. «КамАЗ» уже стоял под бункером.
И опять загрохотали, засвистели перфораторы, залязгали вагонетки, заширкали лопаты. Думал, не управимся, но тут с соседнего участка пригнали ПДМ,[3] и она нам здорово помогла. И десяти минут не прошло, а 20-тонный самосвал был загружен с горкой.
Уморились все, и Кузьмич скомандовал:
– Отдыхаем! Через час загрузим еще один, и все. Саня, Тука, Димон! Разжигаем костры, будем ужинать!
Тут уж все оживились.
Я порубил ящик из-под взрывчатки, а Тука запалил костерок, ловко орудуя огнивом. Потом Эдик притащил целую стопку сухих, омертвевших моховищ – костер загудел, а в его оранжевых языках проявились красивые зеленые «прожилки».
Четыре костра, затрещав один за другим, кое-как разогнали полутьму, а гвардейцы несли дозор, изредка посвечивая фонарями.
Я подвинул к огню пустой ящик, поинтересовавшись у Бунши, не закусит ли мной какая-нибудь мелкая живность.
Кузьмич помотал головой.
– Нету здесь жучков-паучков, букашек-таракашек, – сказал он, шевеля ладонями над языками костра. – Я имею в виду – под открытым небом. Хотя водится одна интересная бабочка, и название у нее говорящее – вампирелла. Большая такая, с две ладони. Подлетает неслышно, как в твои волосы вцепится, не почуешь, а потом жвалами своими кожу тебе на шее просадит и начнет кровь пить. Видать, какую-то дрянь вкалывает – все без боли. Полстакана может запросто выдуть. А если таких кровососов десяток налетит? Помню, раньше люди в походе мерли от них – заснут у костров и думают, что все в порядке. А утром их не добудишься – скончались от потери крови. Вот и все. Так что поглядывай… Ну, потом, когда выберемся из этого чертовою склепа.
