Читать онлайн Валерий Поволяев - Первый в списке на похищение

© Поволяев В.Д… 2014

© ООО «Издательство «Вече», 2014

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2014

Сайт издательства www.veche.ru

20 сентября, среда, 8 час. 15 мин.

Утром вместе с водителем к Белозерцеву приехал охранник Сергей Агафонов. Агафонов отличался от других охранников – был совершенно незаметен, как разведчик, выполняющий на вражеской территории важное задание, – мог пройти в двух метрах от кого угодно, даже около самого Белозерцева, который знал его очень хорошо, и остаться совершенно неузнанным. Словно бы на Агафонова была надета шапка-невидимка.

Он никогда не рядился в крикливую пятнистую форму с офицерским поясом и портупеей, как другие охранники, никогда не носил десантных ботинок, хотя в Афганистане служил в знаменитом «полтиннике» – десантном полку, попадавшем в такие передряги, какие даже самый изощренный сочинитель не в состоянии выдумать, не носил и шелковых штанов с лампасами, кожанки и футболки с надписью «босс»: Агафонов всегда был Агафоновым, самим собой – четким, жестким, невидимым.

– Здассте вам!

Ирина Белозерцева улыбнулась:

– Ну почему «вам», Сережа? Почему во множественном числе?

– Так положено, Ирина Константиновна, – Агафонов приподнял плечи и на улыбку ответил улыбкой – неожиданно застенчивой, смущенной.

– Не приставай к человеку с необязательными расспросами, – сказал Белозерцев. – Он при исполнении.

– А что, раз при исполнении, то, значит, глух и нем? Так, что ли?

– Считай, что так.

– Когда я ем, я глух и нем. Ах-ах-ах, какие строгости! Сережа, может быть, вам чашку кофе?

– Нет, Ирина Константиновна, спасибо.

Ребята из охраны всегда, даже в прежние благословенные «политбюровские» и «капеэсэсные» времена, когда на охранников смотрели, как на редкость, проникшую к нам из зарубежного кино, считались своими в семьях людей, которых они охраняли, иначе было нельзя – охранник мог предать человека, которого охранял, и тогда…

Сейчас все изменилось – если раньше охранники подчинялись КГБ, Андропову, Федорчуку и кому там еще – Семичастному? – то сейчас они служат только человеку, который их нанял, из его рук кормятся, из его рук получают деньги. Изменились психологические условия, сами взаимоотношения охранника и охраняемого. Белозерцев не раз спрашивал себя – способен ли Сережа Агафонов предать его и каждый раз отвечал: нет, не способен.

– Ну, Сережа, как знаете… Тогда съешьте это, – Ирина взяла из коробки «Баунти», стоявшей в прихожей, две кокосовые шоколадки, сунула Агафонову.

– Что-то ты его не тем, мать, угощаешь, – засмеялся Белозерцев. – Эти мужики не сладкое любят, а совсем другое – горькое. Ты все делаешь наоборот.

– Ну почему же, – Агафонов в ответ застенчиво улыбнулся. – «Баунти» – это натуральная Африка, кокосы из-под солнца, а кто когда отказывался от кокосовых орехов?

Агафонов прекрасно понимал, что означает такой необязательный утренний треп, поддерживал его – ведь мало ли что могло произойти у Белозерцевых в его отсутствие – они могли и поссориться, могли и вообще на развод подать.

– Насчет горькой есть даже популярная пословица: «С утра примешь – потом весь день свободный».

– Есть еще одна пословица, Вячеслав Юрьевич. «Если водка мешает в работе – бросай работу!» – сказал Агафонов.

– Оч-чень верные слова. Ирк, давай-ка брошу я работу, деньги у нас есть, да и все равно их все не заработаешь, поедем на Кипр, купим там себе виллу и будем жить в свое удовольствие, пить шампанское и есть омаров.

– Бросить работу тебе, Слава, не дано, ты не из тех людей, – проговорила Ирина, и Белозерцев уловил в ее тоне что-то щемящее, далекое, будто бы пришедшее из школьных лет, по которым мы всегда грустим. Он неожиданно присмирел, с тихим вздохом погладил жену по плечу:

– Ладно тебе, старушка… дней моих суровых

И ему, и ей все было понятно. Было все понятно и Сергею Агафонову.

– Покупать виллу на Кипре мы с тобой не будем, это однозначно, – сказал Белозерцев. – У меня есть некие секретные данные: наши умудрились купить там одиннадцать тысяч вилл. Одиннадцать тысяч, представляешь! Это тебе не хухры-мухры. И все – «новые русские». Куда ни плюнь – всюду «новые русские». Говорят, наши спецслужбы уже держат Кипр на крючке.

– Одна моя знакомая заметила довольно остроумно: «Странная вещь происходит: почему-то все старые евреи стали «новыми русскими».

– Она кто по национальности?

– Та самая, с «пятым пунктом»… Кто еще может так остроумно высказаться?

– Но мы-то не с «пятым пунктом», хотя и «новые русские», это раз, – хмыкнул Белозерцев. – И два – «новые русские» отличаются ныне во всем мире. Недавно в Бахрейне один «новый русский» зашел в одежную лавчонку купить себе легкие брюки – он как истинный россиянин не интересовался, куда поехал – главное, за границу, – и оказался в горячей стране в телогрейке с меховым воротником, в ватных штанах и утепленных ботах «прощай молодость». На поясе у него висела туго набитая сумка-бананка. Он ее снял, примерил легкие, как воздух, брюки. И хотя те лопнули у него на заднице, он так в них и остался, вытащил из кармана деньги, расплатился и ушел. Продавщица в этот момент занималась другим клиентом, не заметила, как он ушел. Когда закончила обслуживать клиента, увидела, что «новый русский» оставил на прилавке свою бананку. Кинулась на улицу, а того и след простыл. Покричала: «Месье, месье!» в одну сторону, покричала в другую, но куда там – все бесполезно. Открыла бананку, а в ней – несколько пачек долларов. Наличка. Сто двадцать тысяч долларов наличными, как потом посчитали. Представляешь? Думали, «новый русский» за ними вернется, а он не вернулся. Вызвали полицию, составили акт и передали деньги в наше посольство.

– Ничего себе история!

– Я, когда был в последний раз в Афганистане, то, расплачиваясь за что-то в супермаркете, – не помню уже, за что, – по-моему, покупал себе сумку и перчатки, – достал из кармана сто долларов. Так мне минут пятнадцать не могли дать сдачу – в кассе не было денег. В Штатах все расплачиваются кредитными карточками…

– И как же ты рассчитался? – спросила Ирина Константиновна.

– Ты знаешь, я даже перетрухнул: английским-то я владею хуже, чем французским, а по-французски мне известно одно только слово «жаме». – Глазею я на кассиршу и хлопаю зенками. Объясниться-то не могу… Я уже начал подумывать, что у меня фальшивая сотенная – вывез, так сказать, «богатство» из столицы нашей Родины… Кассирша тем временем взялась за громкоговоритель, вызвала к себе администратора, тот примчался, вызвал еще кого-то и уже тот послал клерка в банк разменять сотню – в огромном супермаркете не оказалось даже ста долларов наличными. Так-то!

– А тут сто двадцать тысяч «зеленых»! И все наличными. Я представляю, что было с той продавщицей. М-да, непередаваемая история, – голос Ирины Константиновны сделался сухим, озабоченным. – Пора отправлять Костика в садик, не то он опоздает.

Из подъезда вышли вместе: Белозерцев, Костик и Агафонов. Только Агафонов чуть опередил хозяина – прикрыл со стороны улицы, снаружи огляделся, поймал утвердительный взгляд водителя первой машины – все, мол, в порядке, потом перевел взгляд на вторую машину, также поймал утвердительный кивок, оглянулся на подопечных, отступил в сторону. Все было правильно, недаром Сережа Агафонов считался одним из самых толковых охранников в их конторе.

День выдался редкостный, совершенно южный – пальчики оближешь, какой день: небо над Москвой было высоким, по-черноморски синим, прозрачным – ни единого облачка, деревья стояли тихие, смирные – они, похоже, слушали шум города.

– Пап, а деревья живые? – поинтересовался Костик. Он шагал, как взрослый, – степенно и важно, будто был королем здешней деловой жизни – он, а не отец.

– Живые.

– Тогда почему они не говорят?

– Ах, Котька, Котька, ничего-то ты не знаешь, – улыбнулся Белозерцев, улыбка у него получилась грустной: дети умеют загонять взрослых в тупик. И кто только дал им такие блестящие способности? – Деревья говорят, только мы не понимаем их языка.

– У них что, иностранный язык?

– Иностранный.

– Такой, как английский?

Нет, Костик действительно кого угодно мог загнать в угол, любого профессора, любую многомудрую Бабу-Ягу.

– Ну, не такой, как английский – другой, но тоже очень сложный.

– А-а-а, – протянул Костик почему-то разочарованно, наморщил лоб и полез в машину с видом несчастного маленького старичка. Белозерцеву стало жалко сына, внутри образовался холод – словно бы пузырь какой лопнул, – холод обжег сердце, и Белозерцев схватил Костика за плечо, притянул к себе.

– Ах, Котька, Котька! Ты это… – Белозерцев закашлялся: в горло то ли пыль попала, то ли слеза.

– Я понимаю, папа, я все понимаю, – тихо произнес Костик, прижимаясь к отцу. – Ты хотел сказать: «Держись!». Как мужчина мужчине?

– Как мужчина мужчине, – подтвердил Белозерцев. Холод, внезапно возникший у него в груди, исчез.

– Вышла новая программа – каши съесть не меньше килограмма, – вспомнил Костик присказку, услышанную по телевизору, и рассмеялся.

– Рифмоплет! – Белозерцев, увидев, что Сережа Агафонов уже расположился на заднем сиденье и занял удобную позицию, подтолкнул Костика к машине:

– Вперед! Броня крепка и танки наши быстры!

Старый, жемчужного тона, – не цвет, а мечта темпераментных кавказцев с орлинами носами, – «мерседес» тихо покатил со двора на улицу. Белозерцев проводил «мерседес» взглядом, и холод возник у него внутри снова. Было Белозерцеву сегодня что-то не по себе, тревожно, пусто, и что было тому причиной, Белозерцев не знал. Он помял пальцами виски. Может, он плохо спал? Видел худой сон? Нет, не то, не то, не то… Ни первое, ни второе, ни третье, ни пятое!

Тогда что?

20 сентября, среда, 8 час. 30 мин.

То, что в воздухе пахло грозой, а над головой сгущались тучи, Белозерцев чувствовал собственной кожей, буквально порами, корнями волос, спиной, лопатками, и, как всякий восприимчивый человек, пытался разобраться, что же происходит, откуда источается опасность?

В конторе у него все вроде бы в порядке – тьфу, тьфу, тьфу – ныне ведь не то, что в застойное время, ныне надо четыреста раз плюнуть через плечо, чтобы все было в порядке, это при Брежневе обходились лишь тремя плевками, а сейчас нет, – дома тоже все в порядке, у Виолетты… у нее также все было тип-топ, никаких забот, никаких хлопот, и бросать Белозерцева эта изнеженная женщина не собиралась. Тогда в чем же дело? Откуда дует ветер? Откуда холод? Откуда взялось тошнотное, вышибающее сыпь на коже ощущение опасности? Откуда дурные предчувствия?

Белозерцев многое бы отдал, чтобы узнать это, заплатил бы зелененькими, синенькими, фиолетовыми, какими угодно купюрами, даже оранжевыми голландскими гульденами, за то, чтобы узнать. Время на дворе стоит такое, что избавиться от опасности можно только с помощью денег – ничего не помогает, ни автоматические, стреляющие одной длинной очередью гранатометы – кажется, «Утес» их зовут, – ни пулеметы, ни «катюши» образца 1995 года, ни многочисленная охрана, – помогают только деньги. Но кому эти деньги дать, кому конкретно вручить чемодан с пачками – этого Белозерцев не знал. Он был не из тех людей, которые водят дружбу или хотя бы просто знаются с «темными силами», с разными Япончиками, Глобусами, Кирьянами, Ходоками, Галилеями и прочими, – Белозерцев таких знакомств не то чтобы избегал – избегнуть их все равно не удастся, от чумы и насморка, как говорится, не спрячешься – он их просто боялся и держался настороже. Если ощущал невнятную опасность, оглядывался – а вдруг сзади к нему кто-то подбирается?