Едва слышно чихнула сервоприводом дверь одной из кают. Я даже знал – чья, и привычно втянул голову в плечи: к удушающим приветствиям дессмийки я мало-помалу привык. Она обвивала и всех остальных в экипаже (хотя и не так любвеобильно, а импульсивного Грезота вообще еле касалась) – в силу инстинкта, и совершенно не охотничьего. Ей, полностью слепой, эти прикосновения заменяли визуальный контакт с собеседником. Много тысячелетий кряду они у себя общались именно так, на ощупь. Выйдя же сначала на сушу, а потом и в космос – дессмийцы превратили себя в настоящих киборгов, электроникой наверстав все упущенное природой. Но вот свой уникальный дыхательный орган приспособить под кислород не сумели. Или не захотели – ведь каждый из нас рано или поздно собирается вернуться домой. В своей каюте Цейса дышала родным аммиаком, а за пультом – что ж делать, приходилось надевать гермошлем. Остальной ее – словно надубленной – шкуре водные пары совершенно не мешали.
По телу ожидаемо поползли тугие щупальца, превращая меня на какое-то время в пульсирующий кокон, сжали и убрались восвояси. После умиротворенного сна кибернетик была на редкость тактичной.
– Как вы спали? – выдавил я из себя, взглянув на шлем головонога. Мне, в отличие от дессмийки, был привычен визуальный контакт, хоть это диктовалось и не инстинктом.
– Ты утратил часть массы, человек, – произнесла она мягким, тягуче-электронным голосом, и я замер. Этот, самый наисладчайший, чувственный голос предназначался лично для меня, я сам его когда-то выбрал.
– Реализация твоего потенциала в условиях повышенной гравитации пагубно сказывается на жизненных показателях, – продолжила она. – Прискорбно, что ваша трудолюбивая раса не практикует многосуточный сон. Чрезмерная работоспособность при отсутствии врожденно восполняемых ресурсов – увы, деструктивна. Я же спала плодотворно, мне снились воды родного Карванга.
– Мда, – хмыкнул я, вставая и машинально массируя шею, – нам обычно снится не рокот космопорта, дело ясное. Я до сих пор диву даюсь, как вы умудрились стать технарями, живя в основном под водой.
– Ну, – усмехнулась Цейса, задвигая в специальную нишу ненужное ей кресло, – есть информация, что до появления наших технологий человечество не оставляло попыток исследовать свой океан с помощью примитивных батискафов. Мы рассудительней и практичней вас, поэтому свои атмосферные батискафы рационально вживили себе в организм.
Я не слушал ее. Вернее, слушал – но не что, а как она говорит. Этот голос звучал для меня совершеннейшей музыкой. Говорила Цейса как небольшой оркестр – дублирующие подголоса окрашивали ее эмоции в тот или иной чувственный оттенок: некоторые голоса дышали в такт, в унисон, некоторые – в контрапункт, некоторые – едва слышно пели. Я ей как-то предложил озвучивать земные книги или инопланетные фильмы, но кибернетик снисходительно отказалась. Тогда я предложил ей прочитать землянам лекцию по кибернетике – обещала подумать. М-да, после такого голоса и ее прикосновения уже не казались столь тягостными.
Я с удовольствием поболтал бы еще, но у меня давно уже слипались глаза. Пожелав Цейсе удачной вахты, я побрел к себе, размышляя по дороге: что будет делать Фарч, когда этот сладкоголосый мозг всех кибернетических узлов «Цветущего», как-нибудь ненароком придушит меня насовсем. И готов ли я на это, если во время последнего приветствия будет звучать какая-нибудь любимая песня в исполнении дессмийки.
