Пещера Восходящего Солнца - страница 8

занятий. Острые, жгучие желания Лёле были незнакомы. А нет желаний – нет и необходимости принимать решения. И так Лёля плыла по течению. И на работу устроилась совершенно неинтересную, и обязанности выполняла абсолютно незначительные и для компании в которой трудилась, и для себя лично. Брат же был успешен в своей профессии. Инженерный труд выбрал не случайно. Ему нравилось создавать новые, сложные конструкции. И в свои двадцать два года он работал в солидной компании и был там на хорошем счету.

У Боли была одна особенность. Он не мог участвовать в серьезных разговорах, даже если чем-то желали поделиться самые близкие друзья. Он старался скрывать свое неумение адекватно реагировать на то, например, что папа Вики чудом спасся, провалившись под лед на рыбалке, или на душещипательную историю Цацы, которая разбила (с серьезными последствиями) коленку, катаясь на велосипеде в дождь по мостовой, или на уход из жизни любимой бабушки Паши, которая его воспитывала в детстве. При первых словах глаза Боли расширялись от ужаса, откуда-то из легких вылетал естественный звук, похожий «ох…», а потом лицо его маскообразно застывало, хаотично, не к месту передергиваясь различными группами лицевых мышц. Про себя в такие моменты он отчаянно желал завершения этой муки. Создавалось впечатление, если, конечно, вглядеться, что перед вами инопланетянин, напяливший кожу человека, который старается всеми силами походить на человека, а сущность его рвется наружу. И нельзя сказать, что его не трогало горе или несчастья близких и родных. Конечно, нет. Он просто боялся любого проявления сильных чувств. Ему казалось, что они как-то уж сильно обнажают его, делают беззащитным, срывая панцирь. Это с одной стороны, а с другой – шло противоречие с его жизненным кредо: «Быстрее. Позитивнее. Еще быстрее и еще позитивнее». Неприглядные, сложные стороны жизни отрицались Болей. Он старался постоянно поддерживать тот самый позитиff, а если не получалось – начинал ускоряться. Нырял с головой в какое-то дело, действие, задачу, отдаваясь этому полностью, анестезируя боль, страх, отчаяние, а время тем самым выполняло роль доктора. По той же самой причине Боля не любил мелодрамы, драмы и арт-хаусное кино. Жизнь должна быть легкой, приносить удовольствие и ты должен дарить только позитиff.

Боля долго сопротивлялся присоединению Лёли к группе. Ему казалось, что такое хрупкое, нежное создание не выдержит нагрузку. А еще он безумно боялся, что она может оступиться, травмироваться. Он представлял совместный поход с сестрой как нечто нереальное, потому что понимал – он физически не сможет находиться с ней рядом все двадцать четыре часа в сутки, а значит не сможет помочь или предотвратить что-то страшное и непоправимое и, как ему казалось, неизбежное. От одних только мыслей наваливалась непосильная тяжесть.

Лёля затаив дыхание слушала яркий, эмоциональный рассказ брата о его первом путешествии. Она отметила, как он изменился после похода, стал взрослее, мужественнее. Ей по душе была эта перемена, и она тихо радовалась за него. Лёля боялась озвучить свое желание пойти в поход вместе с братом. Окунуться в эту атмосферу – природа, хорошая компания, – как же это здорово. Но даже заикнуться об этом не решалась. И так бы и осталась Лёля в их тесной московской квартирке, вместе с родителями и пяльцами, заправленными девственно-белым полотном, готовым к вышиванию, если бы не вмешательство Цацы. Она взяла Болю в оборот с наскока, в своей привычной манере решать все дела быстро, эффективно и в свою пользу. Она считала, что Лёле просто необходимо покинуть тепличные условия и вдохнуть жизнь полной грудью. Боля сопротивлялся как мог, и, когда иссякли все побочные аргументы, он выпалил то, что так хотел скрыть: