И так же неожиданно проснулась. Шел второй час ночи. Окна роддома выходили на лес. Это была, как теперь говорят, «фишка» больничного городка. Медики гордились тем, что здесь самый чистый воздух, и больные имеют возможность гулять по лесопарковым дорожкам. Но вот фонари в лесу не горели. Ничто не освещало комнату. И в самом дальнем, самом темной ею углу на стуле, предназначавшемся для посетителей, сидела женщина.
У Риты волосы стали приподниматься на голове – она узнала гостью. Свободные брюки и блузка с длинными рукавами. Агриппина вроде бы не постарела. Руки ее были сцеплены на коленях. И Рита едва не закричала, когда на пальце чуть блеснул камень в кольце. Сон не может быть таким ярким. Таким реальным. Рита закусила губу, стараясь, одновременно, удержаться от крика и причинить себе боль, надеясь, что она все-таки проснется.
– Уходите отсюда, – сказала Агиппина.
Слова были теми же, что и в прошлый раз. Почти. Вот только она сказала не «уходи», а «уходите».
Рита наконец-то догадалась зажечь фонарик на телефоне. Верхний свет она не могла включить, выключатель был далеко – там, где сидела страшная гостья.
Фонарик вспыхнул, и Рита успела подумать, что просто умрет на месте, если Агриппина действительно пришла сюда и сидит в нее в палате. Ее не остановил ни охранник у входа, ни сестра на посту. Но в углу никого не было. Только тумбочка, на которой стоял графин воды. И пустой клеенчатый стул.
Рита сжала руки. Если это не дурной сон, то что? Галлюцинация? Неужели она тоже сходит с ума, как бабушкины пациенты? Андрей сто раз объяснял ей, что всё уже в прошлом. Что бабушка нашла ее записку «Уезжаю учиться» и смирилась. Иначе она бы уже давно отыскала непокорную внучку и попыталась ее вернуть. Время ушло. Щупальца прошлого до сегодняшнего дня уже не дотянутся никак.
Рите хотелось дойти до детского отделения, забрать дочку и держать ее возле себя. И завтра попросить врача выписать их из больницы как можно скорее. Дома, где только от нее самой зависело – открыть или не открыть непрошенному гостю дверь, она чувствовала себя увереннее.
Ей пришлось сделать над собой громадное усилие, чтобы отказаться от этого плана. Она снова легла в постель, накрылась в головой одеялом, как в детстве, когда устраивала себе «домик», и пряталась в нем от ужасов прочитанной книжки.
Но в постели было так тепло, а сил у Риты – так мало, что она все же заснула, и проснулась вновь уже на рассвете.
Родильное отделение тоже пробуждается рано. Уже к шести часам дежурные акушерки развозят младенцев матерям. И Рита ждала возможности хорошенько рассмотреть дочку. Говорят, что девочки похожи на отцов…
Но раз за разом раздавались звуки – мимо провозили тележку с новорожденными, здесь ее называли «Музобоз», потому что проголодавшиеся младенцы голосили. Но дверь в палату Риты никто не открывал. Наконец, настала тишина, а ей всё еще не принесли ребенка.
Рита с трудом поднялась и, оставив под кроватью тапочки, босиком зашлепала к двери.
Больница жила своей жизнью. Шло кормление детей и в коридоре можно было увидеть только медиков, торопившихся по своим делам.
– А мой ребенок? – спросила Рита у первой же девушки в белом халате, – Почему мне не принесли?
Сестричка дернула плечиком.
– Я не знаю. А вы из платной палаты? Ребенок должен быть с вами. Или у него какие-то проблемы со здоровьем? Обычно слабеньких наблюдают…
