«И тьму, соответственно», – добавил про себя Гринер.
Аммет облизал губы.
– Правильно ли я понял Ваше Величество…
– Вы считаете меня неблагодарным? – с нажимом спросил король.
Аммет совсем потерялся и вынужден был снова переглянуться с Воргом.
– Совсем нет, Ваше…
– Вы, наверное, думаете, что странно королю, получившему дар от Древа, желать перейти к Близнецам?
– А вы… желаете? – непонимающе переспросил Аммет.
– О, да.
«Теперь очень тонкий момент. Вздохни и повторяй за мной»
– Стране угрожают бедствия. – Гринер вздохнул глубоко и печально. – А может ли защитить страну правитель, который исповедует веру, живущую лишь в его словах, но не в сердце? И еще Пророчество… И эти маги. Их возвращение – даже не знаю, похоже на бред.
– Конечно… – Аммет, похоже, решил поддакивать королю, другой жрец молчал.
– Но… – покачал головой Дориан.
Ворг подался вперед.
– Вдруг это правда? Если это так, я не уверен, что они придут лишь помочь нам в борьбе с неведомыми и непонятными угрозами.
Между собеседниками повисла тишина, такая ощутимая, что ее, казалось, можно резать ножом. Король терпеливо ждал хода жрецов. Гринер подумал, что теперь настала очередь высказаться высокому жрецу, и не ошибся.
– Ваше Величество так же хорошо читает в сердцах, как и в умах. И, несомненно, ваша искренность и рвение к истинным богам сопоставимы только с вашей заботой о государстве. Когда вы намерены… принять Близнецов?
– Скоро, – ответил король. – Как только позволят… внешние обстоятельства.
Жрецы понимающе кивнули. Аммет нервно поглаживал листву растущего рядом деревца; Гринеру показалось, что он вот-вот не сдержится и оторвет длинные, маслянистые листья от ветки.
– Само собой, – сказал король веско, – что о нашем разговоре пока никто не должен знать. Но я всем сердцем уповаю на вас и надеюсь, что, когда придет время, вы окажете мне всемерную поддержку.
Рик провел в комнате Винеса около часа, разъясняя ему смысл записанного. Ему пришлось униженно просить прощения, что почерк его пока далек от идеального, и потому жрец сам не может прочитать запись разговора с королем. Специально для Винеса бард выписал на отдельный листок сроки, обозначенные королем и имена архитектора и чиновников, ответственных за проект. Затем жрец отпустил его, несомненно, чтобы без помех поразмыслить над листками с пометками.
Рик воспользовался краткой передышкой, чтобы выйти за пределы храмовых построек и кинуть торговке пряжей медную монету, сказав при этом условленную фразу о погоде. Затем вернулся в храм и, пересилив страх того, что грубая работа помешает нормально разработать пальцы, занялся своими обычными делами – сбором трав, растиранием уже высушенных. Он неловко толок корешки и соцветия в каменной ступке, затем ссыпал порошки в специальные стеклянные бутылочки и приклеивал этикетки. Потом вместе с другими послушниками мыл полы в молельном зале, а после скромного ужина, состоящего из каши и травяного чая, отправился спать.
Вернее, для всех остальных он отправился спать; на самом же деле он улизнул через черный ход на улицу и пробрался к небольшой таверне неподалеку. Но заходить внутрь не стал, отошел к стене здания и, прислонившись к ней спиной, стал поджидать своего связного.
Амберли.
Рику пару раз приходила мысль о том, как славно будет сунуть в бок Крысу кинжал, а после уверить Старших, что нашел его уже мертвым – видно, грабители. Но он понимал, что, во-первых, Крыс не лыком шит, он преуспел в умении борьбы почти так же, как брат Кано. Одна промашка – и у Амберли будет доказательство того, что Рику нельзя доверять. А во-вторых… барду претила мысль об убийстве, пускай даже такой гнили, как Амберли. С некоторых пор Рик стал замечать, что куда-то исчезла его жестокость и безразличие к чужим страданиям. Он бы поразмышлял, что стало причиной такого преображения, если б не подозревал, что обдумывание этого приведет его к мысли о Тео, а чувство вины итак грызло его каждую ночь.
