Наверное, Элофор был прав, сказав раз, что у него нет друзей и что те, кто называют себя подобными, на самом деле лишь ищут собственную выгоду под крылами его защиты. Вряд ли он мог тогда предположить, что в его жизни произойдёт такое, но замыслы и действия своих друзей и союзников он смог предугадать почти точно. Если бы он сейчас мог узнать о мыслях Бэлеграса, он бы, наверное, решил, что всем просто хочется найти самую большую выгоду из его смерти или предательства. Тот, кого он когда-то осмеливался называть лучшим другом, теперь готов был убить его только ради своей славы. Бывшие союзники первым делом думали о том, как бы отнять его жизнь, а не простить или, хотя бы, проявить сочувствие. План брата действовал как нельзя лучше. Если бы Элофор знал обо всём этом. Наверное, он бы не строил своих планов уничтожения Муилдора, не лелеял желание отомстить Тарэмину, не жертвовал бы собой ради жизни брата. Он бы безоговорочно перешёл на сторону муилдорца, уничтожил бы и Элфин, и Таурлонд, и Харадмин, а под конец разорил бы и все тёмные земли, оставшись единственным повелителем Альбиона. Если бы он знал, что ждёт его по возвращении из плена.
– Чудесное утро, не находишь? – заметил Тарэмин, бредя по дворцовой террасе, в сопровождении элмарца. Элофор промолчал. Он видел утра и получше. В его любимом городе каждое утро – это новая жизнь, прекрасная, нежная, светлая. Каждое утро светло-серые камни домов превращаются в рубины, каждое утро капли росы блестят в траве и листьях деревьев, больше напоминая знамёна альвов. Каждое утро слышится дивное птичье пение, такое громкое, что его звонкое эхо отражается во всех уголках реки, ещё покрытой мягким покрывалом тумана. Сейчас в Элмаре именно такое утро. А вечером рубины превратятся в сапфиры, на небе появятся алмазы звёзд и всё затихнет. Только негромкий голос ночной птицы изредка прорвётся сквозь эту тишину, да журчание воды у стен города какой-то особой музыкой донесётся до открытых окон его дома. Мог ли теперь мрак Муилдора сравниться с этой красотой? Затянутый густым серо-розоватым туманом тёмный город, почти лишённый деревьев и травы – вот, что Тарэмин назвал чудесным утром.
– В Элмаре так же красиво? – снова спросил Тарэмин.
– Лучше, – ответил Элофор, закутываясь в лёгкий плащ от пронизывающего утреннего холода. Тарэмин усмехнулся.
– Я мог бы и догадаться, что ты скажешь, – он, наконец, отошёл от перил и повернулся в сторону левого крыла, до которого не мог дойти уже с четверть часа. – Ну, пошли.
Элофор молча последовал за ним. Они прошли под арочным входом, вглубь крыла, по коридору, освещённому редкими факелами, и вошли в огромную тёмную комнату, как Элофор догадался по особым отблескам на стенах, арсенал. Тарэмин что-то буркнул, вышел на несколько секунд и вернулся с факелом. Элофор смог увидеть часть комнаты, вернее сказать, залы, огромной, почти как в Элфине. На стенах висели луки, щиты, секиры, мечи, боевые топоры, колчаны со стрелами и цепы, на полу лежали связки копий. Элофор дотронулся до висящего рядом с ним цепа.
– Сильное оружие, правда? – произнёс Тарэмин, заметив его действия.
– Такое не люблю, – ответил Элофор, оставив цеп в покое и наполовину вытащив висевший рядом фламберг4. Лезвие из первосортной стали было остро заточено. А идеальное равновесие делало оружие удобным для владения, даже не смотря на размер.
