Песнь призрачного леса - страница 24



Я все еще стараюсь отогнать остатки сна, тру кулаками глаза и направляюсь на кухню в смутной надежде, что остальные еще не встали. Но нет – Джим уже на ногах и выскакивает мне навстречу из их с мамой спальни злой как черт. Сейчас почему-то особенно заметно, насколько наш трейлер ему «не впору» – слишком уж Джим долговяз.

– Это твой брат явился только что? – Ответа он не дожидается, а, плотно сжав губы, топает на кухню.

Мама – прямо по пятам за ним, не менее рассерженная.

– Не вмешивайся, Джим, оставь это мне. Он мой сын! – Она цепляется за рукав отчима.

Тот вырывается.

– А Кеннет – мой! Я не позволю Джессу трепать его почем зря! – Мимо меня он прошмыгивает, даже не поднимая глаз.

– Джим, прошу! – шипит мама. – Ты его совсем не понимаешь.

Он резко разворачивается к ней.

– Ты могла бы, знаешь, хоть в этом случае встать на мою сторону. Твой Джесс никогда не одумается и не опомнится, если ты не дашь мне привести его хоть слегка в чувство! Эй, малый, вылезай-ка сюда!

В противоположном конце «коридора» появляется Джесс, дерзко отбрасывая волосы с глаз.

– Чего?

Джим в ярости трясет головой.

– Ты мне тут не чевокай! Хватит с меня твоих выходок. Хочешь пустить под откос свою жизнь – пускай, а моего парня будь любезен не трогать.

– Он оскорбил Шейди. И я его ударил. – Брат скрещивает руки на груди и вызывающе смотрит на отчима.

– Это правда, – поддерживаю я. – Кеннет на меня наехал. Повел себя как конченый ублюдок.

Слово «лесба», лесбиянка, – это не оскорбление вообще-то. Но в устах Джимова сына прозвучало именно так.

На меня Джим внимания не обращает.

– А я и не о битье. Я о том, что ты продаешь ему наркотики.

Джесс открывает было рот, но тут же захлопывает его и упирается взглядом в пальцы ног.

– Где ты взял викодин?[28] – спрашивает мама голосом таким усталым и измученным, словно никакие Джессовы сюрпризы ее уже не способны удивить.

– У тебя же. Остался с тех пор, как ты спину повредила. Всего несколько таблеток. Ничего страшного, никто не пострадал. Не конец света. – Взгляда он на маму, впрочем, не поднимает.

– Никто не пострадал? – сиреной взвывает Джим. – Только мой сын щеголяет с рожей сплошь в синяках, а так ничего! А если бы он за руль в таком виде сел и домой поехал? Если бы разбился на хрен и погиб? Как бы ты стал тогда дальше жить, говнюк малолетний, а? Легко бы тебе дышалось с мыслью, что отправил моего сына на тот свет?!

Лицо Джесса белеет от бешенства. Он разом преодолевает несколько метров, отделяющие его от Джима, и смотрит ему прямо в глаза.

– Как мой отец, да? Разбился и погиб, как мой отец? Хочешь сказать, что я…

– Нет, Джесс, он не это хотел сказать. – Мама поспешно втискивается между ними. – Ты сам это понимаешь. Но Джим прав, сынок. Пора привести себя в порядок. Подумать о будущем, наладить жизнь.

Джесс презрительно и брезгливо кривит губы, качает головой.

– Джим разорался только потому, что там был Фрэнк и все видел, а в глазах Фрэнка ему жалким выглядеть западло. И ты ничем не лучше. Лицемеры вонючие оба.

Джим, как бык на корриде, бросается вперед мимо мамы, но Джесс успевает отпрыгнуть в сторону. Потока отчимовой речи это, впрочем, не сдерживает, и каждое слово похоже на прямой удар в голову:

– С матерью так разговаривать не смей. Убирайся вон из дома. Прямо сегодня. Иди собирай пожитки и катись к черту, дерьмо собачье.

– С радостью, – отвечает мой брат и разворачивается по направлению к своему отсеку.