Песнь призрачного леса - страница 38
– Я люблю то же самое, что и ты, – выпаливаю, пока решимость не угасла и мужество мне не изменило. Наверное, это от его фирменного «небрежного высокомерия» я такая смелая. – Я на таком выросла. И, между прочим, меня даже назвали в честь песни, которую исполняли вы. Мое полное имя Шейди Гроув. Дубравушка.
– Ничё себе! – Седар присвистывает и издает короткий смешок. В уголках глаз появляется знаменитая паутинка морщинок. – Ну и как у нас получилось, в твою-то честь?
Я ни секунды не сомневаюсь: он отлично знает, что получилось у них офигенно, и будь на его месте сейчас любой другой парень, кроме него, а также иди речь о любой другой песне, кроме «Дубравушки», я бы, пожалуй, нашла способ как следует его осадить. Павлин нашелся, распушил хвост.
– Почти так же прекрасно, как когда-то у моего папы. Почти так же.
– Он умер?
Я киваю.
– Извини. Ужас какой. – Седар прочищает горло. – Кеннет чего-то болтал мне на днях о твоем отчиме. Ну о том, что с ним произошло.
Ну вот. Дождалась. Еще поразительно, что Седар столько крепился.
– Кстати, как там Кеннет, нормально? В совокупности ему здорово досталось за последние дни.
– Не говори. Расстроен, конечно, но держится молодцом. Он с отцом, похоже, не слишком дружил. Но, во всяком случае, сегодня в школу не пришел.
– Да, они не были близки, – подтверждаю я.
Но парадоксальным образом это обстоятельство, вероятно, заставляет переживать отцовскую смерть лишь сильнее?
– Ты его любила или ненавидела, как водится между падчерицами и приемными родителями?
– Ты же его видел тогда в кафе. – Этим и ограничиваюсь, как будто пояснений не требуется.
Еще пару недель назад я с уверенностью подтвердила бы: да, я его ненавидела, ненавидела за нетерпимость, грубые манеры, неотесанность, желание сутки напролет смотреть свой проклятый НАСКАР. Но в пятницу в больнице мне приоткрылась другая сторона натуры Джима. Нечто мягкое и доброе под жесткой, угловатой оболочкой.
– Не знаю. Не могу сказать. Он был… иногда вполне себе ничего. Вообще, мне больше всего жаль мою маленькую сестренку. Она осталась без родного папы.
– Гм-м… Да. – Седар, как оказывается, проводил меня до самой классной комнаты, моя рука уже на дверном косяке. – Послушай. Я вовсе не собирался заводить с тобой такой унылый разговор, про все эти смерти, трагедии… Собственно, просто думал похвалить за отличное исполнение. Ты хороший музыкант.
Я оборачиваюсь к нему.
– Надеюсь, в следующий раз у нас найдется повеселее тема для обсуждения.
– Очень хотелось бы, – улыбается он и… – До встречи, Дубравушка! – …подмигивает.
И от этого мимолетного движения веком меня окатывает волна тепла – хотя кругом беда и хотя прекрасно понимаю: Седар – не более чем красавчик-задавака с самомнением со штат Техас. «Паренек с родео». Но все же мне приятно. И я с удовольствием провожаю взглядом его ладненькую задницу, и на ум не приходит ни единого повода для насмешки над обтягивающими ее ранглерами.
– Здоро́во.
Резко оборачиваюсь и вижу прямо перед собой Сару. Она пристально смотрит на меня, потом на удаляющегося Седара. Лицо ее непроницаемо.
– Мы немного поговорили о Кеннете, только и всего, – почему-то начинаю оправдываться я, хотя никто меня ни в чем не обвинял.
– Ну ладно. – Она скрещивает руки на груди и отводит взгляд.
Не знаю даже, чего я ожидала после того поцелуя на втором этаже, но точно не такого. Сара явно не знает, что сказать, как встать, куда посмотреть. А может, она изменила мнение обо мне после убийства Джима? И уже сожалеет о случайном приступе нежности? Потому и не связалась со мной за все выходные, не звонила, не заглядывала? Молчание получилось красноречивое, даже если она и не имела этого в виду.