– Да, – кивнула Констанца. – Предвестники разрушения и гибели Древних законов. Ты разве не видишь, девочка? Знаки и чудеса?
Я стала смутно припоминать, что она рассказывала мне о Дикой Охоте. Там говорилось, что во главе скакал сам Эрлькёниг. Я нахмурилась, поскольку полагала, что он поднимается в верхний мир только в зимние дни. Или с дьявольским войском? Чтобы найти себе невесту? Однако девушке приходилось приносить жертву, чтобы оживить мир весной. Каждый год? Один раз в поколение? Какими на самом деле были Древние законы, поддерживавшие равновесие между мирами?
– Беттина? – вымолвила Констанца, и я испуганно воззрилась на бабушку. Ее темные глаза были прикованы к моему лицу, но я знала, что мыслями она очень далеко. – Ты видишь?
Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоить свой скачущий разум, пытаясь ухватиться за настоящий момент.
– Вижу что?
– В углу, – каркнула она. – Оно смотрит на нас. Оно смотрит на тебя.
Я моргнула, не зная, кто из нас – моя бабушка или я – потеряли связь с миром. Я не могла уловить суть ее мыслей, не могла следовать за их ходом, не могла понять, кто из нас помешался: только Констанца или и я вместе с ней?
Я покачала головой и оглянулась.
– Я ничего не вижу.
– Потому что это твой выбор – не видеть, – упрямо возразила Констанца. – Раскрой глаза, Беттина.
Я нахмурилась. Констанца иногда называла меня по имени, Элизабет, но гораздо чаще я была просто девчонкой или дитем. Никогда она не называла меня Лизель и уж точно никогда Беттиной. Я с опаской поглядела на бабушку, не понимая, где она сейчас – со мной или в самом разгаре полета своей фантазии.
– Ну? – настаивала она.
Вздохнув, я снова обернулась. Как и прежде, угол пустовал, там не было ничего кроме пыли, грязи, соли и всякой всячины.
– Оно возле твоего плеча, – продолжала Констанца, указывая в направлении моего левого уха.
Клянусь, она с каждым днем все больше теряет рассудок.
– Странный карлик с волосами, похожими на пух чертополоха, и с мученическим выражением лица. – Она искоса посмотрела на меня. На ее тонких губах играла злобная улыбка. – Кажется, ты ему не больно-то нравишься.
Холодок пробежал по моей коже, и на кратчайшее мгновение я ощутила прикосновение крошечных черных коготков к спине. Колютик.
Я резко обернулась, но комната была по-прежнему пуста.
Констанца хрипло захихикала у меня за спиной.
– Теперь ты начинаешь понимать. Ты точно такая, как я. Берегись, Беттина, берегись. Прислушивайся к рогу и лаю гончих псов, потому что они предвещают беду.
Я вырвала ведро из рук бабушки и вручила ей веник и тряпку.
– Пойду, принесу воды из колодца, – сказала я, пытаясь скрыть дрожь в голосе. – Тебе лучше начать наводить здесь порядок до моего возвращения.
– Тебе этого не избежать. – Лицо Констанцы расплылось в широкой ухмылке, и ее темные глаза удовлетворенно вспыхнули.
– Избежать чего?
– Помешательства, – просто сказала она. – Это цена, которую мы платим за то, чтобы принадлежать Эрлькёнигу.
Джованни Антониус Росси был мертв. Чума или яд, жители Вены точно не знали, но обнаружив, что ученик и его слуга исчезли, стали подозревать последнее. Когда лакей баронессы нашел труп, оказалось, что ничего не тронули. На ногах – ботинки с золотыми застежками, в кармане – серебряные часы, на потрепанных и скрюченных пальцах – перстни с драгоценными камнями. Ворами эти юноши точно не были, но их исчезновение изобличало в них преступников, потому что зачем бежать, коль они невиновны в смерти учителя?
