Ощущение не пришло.
Я вошла в рощу и села, прислонившись спиной к дереву и плотнее закутавшись в плащ.
– Ах, mein Herr, – мягко произнесла я в ночь. – Я здесь. Я, наконец, пришла.
Ответа не последовало. Даже лес был непривычно тих и лишен своего обычного ощущения терпеливого ожидания. Я чувствовала себя неловко, сидя здесь в темноте, как ребенок, который покинул дом, а потом вернулся и нашел его не таким, каким он его помнил. Роща изменилась, но другой ее сделали не данная минута и не провалы в памяти, а пустота.
Я была одна.
На мгновение я задумалась о том, чтобы пойти обратно и вернуться в гостиницу, где было тепло, светло и безопасно. Но я обещала сестре обрести покой, даже если и не знала как. Даже если не было никого, кто мог бы меня услышать.
– Завтра утром я уезжаю в Вену, – сказала я. – И оставляю Рощу гоблинов.
Я не сдержалась и сделала паузу в ожидании ответа, хотя и знала, что он не последует. Я говорила не с собой – это был диалог, хотя единственной участницей была я.
– Я должна быть счастливой. Я и есть счастливая. Я всегда хотела поехать в Вену. Я всегда хотела увидеть мир за пределами нашего крошечного баварского уголка.
Говорить стало легче – как будто я разговаривала с кем-то, а не с собой. Я не знала, хотела бы я, чтобы Король гоблинов мне ответил, или в большей степени я хотела раскрыть здесь, перед ним, перед Древними законами, свое сердце.
– Разве не этому ты учил меня, mein Herr? Любить себя в первую очередь, а не в последнюю? – Мои слова повисли передо мной в облаке тумана. Мое желание обрело дыхание, моя тоска стала осязаемой. С каждой минутой я все больше замерзала, влажный холод проникал сквозь плащ и пронизывал меня до костей. – Разве ты за меня не рад?
И снова тишина. Его отсутствие было почти присутствием, заметной, неизбежной пустотой. Я хотела закрыть этот вакуум, запечатать эту пропасть и исцелить раны в своем сердце.
– Я знаю, что бы ты сказал, – продолжала я. – Иди дальше и живи, Элизабет. Живи и забудь обо мне. – В моей памяти зазвучал его голос, мягкий, выразительный баритон, богатый и теплый, как фагот. Или это был мощный тенор, острый и чистый, как кларнет? Время стерло детали образа Короля гоблинов, превратив его из мужчины обратно в миф, как бы сильно я ни старалась его удержать. Помнить.
