- И что? Какие проблемы? - в надежде переводила взгляд с него на мать. Лика рассматривала отполированные ноготки.
- Я сказал, что вопрос решен, - он резко развернулся на пятках и вперил в Лану тяжелый взгляд темных глаз.
- Да, конечно, проще ведь продать дочь, чем лишить себя удобств. Конечно, - кивнула и поднялась с кресла, смяв в кулаке договор. - Как же, как же, вы не сможете жить без привычной роскоши. Украшения, платья, твое вино, - сарказм лился из уст беспрерывным потоком, - чтоб оно прокисло, - силы покинули ее, уже не хотелось держать осанку, чтобы угодить матери, казалось, огромный неподъемный груз лег на плечи, а жизнь внезапно потеряла краски. - Конечно, все это гораздо дороже, чем дочь. Что же. Это твое право, отец – распоряжаться моей судьбой. И раз уж жить мне с вами осталось всего ничего, хочу, чтобы вы все знали, что я искренне, люто вас ненавижу за обман. За то, что все время вы мне врали, а сейчас с такой легкостью выбрасываете из своей жизни.
Она развернулась, хлестнув в бессилии договором по пышной юбке, и выбежала из гостиной. Горечь была такой явной, что юная ритресса почувствовала тошноту. Крупные слезы бесконечным потоком устремлялись вниз, скатывались по щекам и срывались с подбородка на лиф платья. Ладонь, в которой держала договор, горела так сильно, словно эти бумажки были лишь средством для растопки огромного костра, на котором ее семья решила сжечь все ее мечты и планы. Словно родители уже зажгли огонь, а ей оставалось только смириться.
Строчки расплывались. Руки дрожали, перед глазами у нее стояла мутная пелена слез. Раз за разом стирала влажные дорожки и пыталась вчитаться в строки договора. Она хотела хотя бы знать, чего ждать. Горько улыбалась, когда думала о том, сколько отцу заплатили за то, чтобы она стала чьей-то собственностью. Знала, что среди темных, расплывающихся перед глазами пятен, есть и то, в котором указана ее цена. Безнадежные мысли убивали. Голова шла кругом от того, как родители поступили. Она вновь шмыгнула носом, утерла слезы и забралась на мягкую широкую кровать. Платье грудой тряпья валялось на полу, рядом с ним лежали разорванные чулки, которые в ярости она стянула, не отстегнув от пояса. В первую секунду порывалась даже обстричь волосы, которые отращивала в угоду матери, но все же остановилась. Это ничего бы не изменило, а Лана не хотела, чтобы те, кто оказались лишь ее продавцами, знали, насколько сильно они смогли уязвить ее.
Утерла слезы краем одеяла, оставив на белоснежном полотне расплывающееся темное пятно от краски для ресниц. Лана зло усмехнулась. Она всегда старалась ей угодить. Не всегда получалось, но искренне хотела, чтобы мама гордилась ею. Никогда не думала, что женщина, познавшая все «прелести» продажного замужества, решит продать собственную дочь в угоду своего пристрастия к дорогому вину и любви к драгоценностям.
Всю ночь Лана провела в мучительных раздумьях. Раз за разом пыталась найти выход из этой безвыходной ситуации, и к рассвету этот выход нашелся. Странный, опасный, рискованный, но она была готова попробовать. Ведь становиться женой аритра Грогаса, который казался напыщенным, наглым и жестким, она не желала всей душой. Лучше уж потерять эту душу, нежели отдаться во власть Крису Грогасу. И ей было совершенно все равно, что многие женщины были готовы на все, чтобы оказаться на ее месте.
