Песочный век. Сборник - страница 8



Я адрес дам, он будет ждать»
«Мне расхотелось, Толик, что-то
В дела подобные влезать…»
«Да я бы сам, в Сосновоборске
На самом пике авантюра…
Мне не уволиться, а Борский
Спасает собственную шкуру…»
Уговорить нетрудно безработного,
Когда и дома «пилят» шею,
Проблемы душат, давят плотно,
Не так страшит с фирмой затея…

Мы спорили

Мы спорили, и спор казался дельным,
За коммунизм один, другой за утопизм.
«Нельзя вне коллектива жить отдельно»
«Запрет вне брака на секс и онанизм»
«Семья должна быть полной и в согласии»
«По воспитателю ребенку в первом классе»
«Труд обязателен по силе и талантам…»
И в том же духе прочие все блага…
Мы были с другом явно дилетанты,
И в будущность смотрели мы с отвагой,
По доброй воле добрые поступки…
Разбился пестик, трескается ступка.
Реальный мир жесток, несовершенен:
Семья одна, а дети в ней различные,
Одним достаток, другим одни лишенья,
В душе злодеи, внешне симпатичные,
Кто подчиняется законам и морали,
Того унизили, лишили, обобрали…
Как пожелания, критические взгляды —
Два полюса, как белое и черное,
А в жизни доброе и злое стоят рядом,
И жертвенность, и хищничество: норма…
Мы спорили, как спорят два незрячих,
Желая видеть мир прекрасным в настоящем.

Арсенал

Рогатка, трубка и пугач,
И капсюль, спичек коробок:
Твой арсенал надежно прячь,
Увидит зауч, не дай бог,
Заест моралью пацана:
Ты галстук красный не позорь,
Когда советская страна…
И в том же духе, ты не спорь,
Твоё молчание – защита,
Согласье мнимое – прощенье,
Мол, ты раскаяньем убитый,
Но арсенал свой, тем ни менее,
Изъятый снова восстановишь:
Рогатку, трубку, крупы горсть,
И капсюлей немножко новых.
За них отдать обед пришлось…

Сложность перевода

Не зная, что иероглифы те значат,
Ты не прочтешь из них составленного текста,
Закономерности найти – труднейшая задача,
Подменишь схожим знанием то место,
Где перевод дословный невозможен,
Как чувства-мысли собственные тоже
В плену ущербности словарного запаса,
А истина в тени… полутона и блики
Сольются в тон размытой серой массой,
Ты восхищен игрой природы дикой,
Не чувства в слово перевел, а им назначил
Те смыслы, добытые тобою в настоящем.

Уговор

Терпенье, друг, спокоен обреченный,
По капле страх слезами вымыл щеки,
Окно с решеткой, в икону обращенное
Святого, из глаз его кровавые подтеки,
В печали о тебе: страданья твои длятся,
Что палачи над плотью веселятся.
Умри, мой друг, душа твоя нетленна,
Не верь ты ереси: за гробом не курорт,
Дух в плоти твой свободен, а не пленный,
Лишившись плоти, в плену, наоборот.
Кто повернул назад на переходе,
Тот неприкаянный незримо рядом ходит.
Терпенья, друг, недолго до финала,
Не смерть, а сам ты ленту перережешь,
Тебя трясина страсти засосала,
Ты полюби себя, и будь с собою нежен,
По капле страх впитается в морщины,
И тела старого оставишь ты теснину.

Открытие

Куда ни ткнись, уже наслежено,
Нам достается повторенье,
Цветок изнюхан кем-то нежно,
А то и сорван без зазрения,
Скучно открытие открытого,
Кто несведущ, манит – того.
Висит колодкой первогрех:
Ты покаянно смотри в ноги.
А раскусить, боясь, орех,
Зубов ума лишатся многие.
Кто стёр у книги углы пальцем,
Тот, сидя дома, был скитальцем.
Открыть не новое достанется,
А для себя открыть, как новое,
Сбежать от горя готов пьяница,
И попадает в мир суровый,
Где черт не черт, а море – лужа,
Где в трех соснах он долго кружит.
На тетку смотрит: ах красавица!
А трезвым он её не видел,
Ему, как выпьет он, понравится
Она, дурёха, не в обиде,