Петербург. События и лица. История города в фотографиях Карла Буллы и его современников - страница 16

Увы – «прежняя колыбель столицы ныне почему-то считается ее окраиною»… Да, вот так оно вышло: зерно, дав ростки, на том свою роль будто бы и закончило. Уж потом о Петербургской стороне столичные жители долго говорили никак не в возвышенном тоне. Вы даже не представите себе, сколько чернил извели, сколько перьев, гусиных и стальных, сточили газетчики, критикуя тогдашнее ее состояние. На протяжении всего XIX века представляла Петербургская окраинная сторона местность пустынную, заброшенную и грязную.

«Обширные площади лежат в ней или впусте или под огородами, – писала «Северная пчела» в 1861 году. – За неимением мостовых и водосточных труб в весеннюю и осеннюю пору нет ни прохода, ни проезда… Тротуары – деревянные мостки, сколоченные кое-как, приспособлены как нельзя лучше, чтобы пешеходу сломать себе шею…»

Если вы думаете, что так выглядела какая-нибудь затрапезная Колтовская улица или Наличная (теперешняя Корпусная), то ошибаетесь. Откройте топографически точный роман Достоевского «Преступление и наказание», найдите, к примеру, сцену последней ночи Свидригайлова. «Он шагал по бесконечному Б-му проспекту уже очень долго, почти полчаса, не раз обрываясь в темноте на деревянной мостовой…»

Б-й проспект – это ведь Большой проспект, а деревянная его мостовая вовсе не сосновыми торцами, как перед Зимним дворцом, была выложена.

А как долго ждали здешние обыватели постоянных мостов, которые бы надежно связали их с центром столицы! Ведь до начала XX века Дворцовый и Троицкий были наплавными: весной их наводили, а осенью убирали. Так что часто получалось быстрее добраться по воде, наняв перевозчика.

«Бедные заречные театралы!» – сокрушался при этом один из современников в своих заметках. Каково им возвращаться после спектакля в Александринском театре ветреной ночью в лодчонке, скачущей по темным волнам!..

А как просили хозяев города осветить свои бедные улицы! «Царством тьмы» назвала однажды Петербургскую сторону газета «Голос». На дворе был уже 1911 год, а жители Малого проспекта Петербургской стороны все еще умоляли городскую осветительную комиссию заменить керосиновые фонари на газовые…

Вглядевшись в безлюдную эту картину, вы, конечно, узнаете и купольную башню Пушкинского Дома, спрятавшегося вдали, на набережной, и здание университетского истфака. Снимок, кстати, не очень и стар – сделан чуть больше полвека назад.

А вот век назад этот уголок города имел у петербуржцев иные приметы: Таможня, Старый Гостиный двор, Новый Гостиный двор…

Как там у Пушкина – «все флаги в гости будут к нам»? Гости ведь, по-старинному, это купцы, ведущие торговлю с заморскими странами. И они были среди первых, о ком позаботились в родившейся российской столице, ставшей окном в Европу.

Для купцов и строились «дворы» – лавки со складами. Прежде всего Гостиный двор появился на Петербургской стороне, на Троицкой площади. А в 1722 году было приступлено к строительству еще одного, на Васильевском острове. Как докладывалось, уже в начале XX века, на общем заседании правления Общества архитекторов-худож-ников и членов совета Музея старого Петербурга, строили его на средства купцов и горожан, по плану Пьетро Трезини. Но строительство шло медленно, с остановками – видать, по причине недостатка денег. Между тем, купцы в помещениях нуждались, так что был повод еще раз их потрясти, чтобы строили своим коштом. Они же плакались: мол, и так терпят убытки от пожаров да иностранных торговцев… Как бы то ни было, но в 1740-х годах здание того Гостиного двора было все-таки закончено, правда, уже по планам Трезини-сына, звавшегося Джузеппе, при участии Михаила Земцова.