Петербургский сыск. 1873 год, декабрь - страница 16



– Так точно.

– Нашёл ты мне занятие, – пробурчал начальник, кивая головой. – Придётся самому навестить его. За что он у нас посажен?

– За кражу.

– Ах да! – Сделал вид, что вспомнил малого с косой саженью в плечах, не от сюда ли его прозвище? Глаза у него голубые, как небесный свод весенней порой, и нет в них каких—то изъянов. А взяли его по случайности, если можно так сказать. Фадейку я знаю лет пять, как он только в столице объявился Фаддеем Кондратьевым. Несмотря на высокий рост и богатырскую крепость, он ловок, как самая хитрая кошка. Компания приехавших из деревни крестьян продали с хорошим наваром свои товары, а вечером с туго набитыми деньгами кожаными поясами пришли в гостиницу и остались ночевать все в большой комнате. Утром оказалось, что почти все пояса с деньгами исчезли. Вором мог быть только кто—нибудь из самих торговцев, дверь была заперта на задвижку, а окна – с решётками, и, кроме того, они с прибытка решили устроить маленький пир, перед окнами стоял большой стол, заставленный посудой, бутылками и через который в темноте невозможно было перелезть, не произведя сильного шума, ведь вор не мог видеть в темноте. Заподозрили одного из менее надёжных сельчан. Обыск продолжался очень долго. В конце концов оказалось, что к ним подкатывал Фадейка, но они грубо ответили, чарку не налили, а он человек злопамятный и нрава мстительного. Он проник через решётку, не производя ни шума, отогнул её и два раза перелез через стол, не производя ни малейшего шума. Отогнутые прутья вернул на место, но следы на них оставил, вернее на рубахе от ржавого железа, видимо напружился, когда протискивался сквозь неподобающую его стати щель. Он не дал деру с добычей, а так и остался в гостинице, наблюдая со стороны как односельчане выплёскивают друг на друга накопившуюся желчь. А так, как он давно находился под пристальным вниманием, помощник пристава решил его проверить и… в карманах оказалась вся добыча, Фадейка не соизволил даже выбросить кожаные пояса, в которых находились похищенные деньги. Да и отпираться он не стал, только посмеивался добродушной улыбкой, словно отомстил неразумным обидчикам. Сразу же взят под стражу и посажен в холодную. – Так, так…

– Иван Дмитрич! А может я сам, – он стушевался и умолк.

– Нет, Миша, Фадейка – тёртый калач, его голыми руками не возьмёшь, от тебя он запросто отделается прибаутками, – Путилин видел перед собою крайне недовольное выражение лица помощника, словно он проглотил живую лягушку, – ты не обессудь, но опыта допросного у тебя маловато.

– Я согласен с вашими словами, – и его голос дрогнул, выдавая желание довести дело до конца, ведь столько он потратил сил, выискивая по крупицам нужное для следствия. – Кондратьев больше Вам по зубам.

Уел, Михаил, уел, правда, этого в слух Путилин не произнёс, а сделал вид, что задумался, взвешивая на весах некие соображения.

– Не буду тебя разочаровывать, но найден второй труп, тоже зарезан, хорошо одет, но, к сожалению, без единого документа и похищенным бумажником.

– Где? – только и сумел выдохнуть Жуков.

– В Невском переулке.

– Это тот, что на Лиговский канал выходит?

– Совершенно верно.

– А нож?

– Остался в спине найденного. Хорошо, Миша, поезжай—ка, – озвучил своё решение начальник, – а где Фадейка прохлаждается?

– В Выборгской части.

– Там смотрителем господин Терентьев?

– Так точно, титулярный советник Терентьев.